Прикосновение

– Нет! – и заставила нас снова рухнуть на землю. – Нужно… бежать в другую сторону… Снайпер на кране… Ты умираешь… Я знаю… Но только старое тело умирает! Слушай меня! Должны… выбраться… Слушай меня! Нам не перелезть через ограду… Видела… дом позади? Ярдов сто отсюда… Иди туда… Вызови копов… Копов, понимаешь? Плоть с пистолетами! Беги!

Янус снова подняла нас на ноги, я позволила ей, сконцентрировав каждую причинявшую резкую боль мысль на дыхании, разрешила ей управлять остальным – руками, ногами, даже самой выбрать направление, когда мы с трудом перемещались в темноте. Домик таможни виднелся серым силуэтом на фоне серого асфальта, отчетливо заметный теперь между ящиками. И пусть по мере приближения к нему я то и дело ощущала новые приступы мучительной боли, когда очередной мускул, нерв, орган (не имело значения, что именно) переставал действовать.

– Беги, – прошептала я, когда мы сделали паузу, добравшись до края ряда ящиков. От сторожки таможни нас отделяли какие-то десять ярдов и снайпер, оставшийся где-то позади. – Беги же!

Янус побежала вместе со мной, наши ноги теперь буквально летели, преодолевая последние ярды. А между тем что-то выщербило кусок асфальта у нас за спиной, врезалось в стену чуть впереди. Но первая пуля ушла левее, а вторая – значительно правее цели. И Янус плечом врезалась в дверь домика, которая треснула и слетела с петель под тяжестью двойного веса. Мы повалились в царившую внутри темноту.

Несколько мгновений я лежала, чувствуя, как кровь заполняет мне рот, а Янус закричала, снова разрывая на части мой мозг, пытаясь шевелить моим языком. С большим трудом я ненадолго смогла открыть глаза, чтобы успеть заметить прикрепленный к стене бежевый телефонный аппарат, а потом на руках поползла к нему, чувствуя во всем теле свинцовую тяжесть, преодолевая чудовищное сопротивление, пока Янус не поняла наконец моего намерения и совместное движение не бросило нас вперед, к телефону.

9–1–1. Гудки в моих ушах сотрясали барабанные перепонки, а потом как будто покрывали все мое лицо пузырями, которые лопались где-то внутри щек, на уровне подбородка. А когда диспетчер ответила, меня пронзил новый приступ боли, и я едва не выронила трубку из окровавленной руки.

– Помогите! Умираю! Порт… Помогите мне! В меня стреляют… Помогите!

Пуля вдребезги разбила оконное стекло чуть выше аппарата. Янус с криком бросила трубку, а я заставила нас обеих упасть и лечь, свернувшись в клубок, на пол, обхватив голову руками. Я сжала пальцами череп, чтобы его не разнесло на части без помощи кусочка свинца, и, глядя на качавшуюся на проводе у меня перед носом брошенную телефонную трубку, проорала:

– Достань другое тело, мать твою!

Еще одна пуля вонзилась в стол позади меня, и я вдруг поняла, что последние выстрелы делали не из тихой снайперской винтовки с глушителем, а из обычного крупнокалиберного револьвера. Причем со все более короткой дистанции.

– Идет, – прохрипела я. – Он идет сюда… О боже… Нам нужно спрятаться… Но где? Уйти отсюда? Нет. Он рядом… Идет. Боже, боже, боже мой! Послушай… О господи… О боже… Послушай, нам надо…

Слишком поздно. Янус развернула наши тела и стала медленно подниматься на ноги.

– Нет, подожди, – зашептала я, но она уже вышла, пошатываясь, в пустой проем двери, и на мгновение я заметила чью-то тень, притаившуюся между контейнерами и едва заметную при скудном свете единственного фонаря. А потом девятимиллиметровая пуля, принявшая, видимо, обличье миниатюрного электрокара с вилкой для подъема ящиков, врезалась мне в левую ногу, отбросив меня назад – сначала к косяку двери, а дальше – в центр комнаты, откуда мы и начали свой последний поход.

Янус вопила и вопила, продолжала вопить, хотя мы уже снова оказались под прикрытием будки таможенников. Я в шоке с силой прижимала руку к уже холодеющей, разорванной в клочья коже на бедре, снова пытаясь восстановить дыхание, но Янус снова закричала и выпустила весь воздух из легких, что было, безусловно, гораздо легче. После этого я поняла: вот и все. Я умерла в будке таможни порта Майами. Убита незнакомцем. С посторонним телом внутри. И, если разобраться, отбросив все возможные вариации времени и места, умереть именно так мне было на роду написано. Это был неизбежный конец, предначертанный свыше.

Но затем в противоположной стене будки открылась дверь. Луч фонарика осветил мне лицо. Янус дернулась, и от ее движения рвотная масса подкатила к моему горлу. Фонарик приблизился, и позади него стала различима фигура портового охранника в фуражке и с револьвером на ремне. На его лице отчетливо читались испуг и тревога, когда он привстал рядом со мной на колено.

– Что, черт возьми, здесь…

Янус протянула руку быстрее, чем я. Она ухватила охранника за кисть и переключилась. Ее больше не было во мне.