Прикосновение

Где-то очень далеко отчетливо завыла сирена. Ее звук был замедленным, тихим. В нем не слышалось ни малейшей тревоги, никакого эффекта Доплера, и я лишь сильнее сжала в руке свое керамическое оружие, напомнив себе, что осталась одна, как всегда, – ничего нового в подобной ситуации.

По бетону снаружи прозвучали шаги. Медленные, неторопливые. Вот они поднимаются по ступенькам – тональность изменилась на более гулкую и низкую. Теперь по ковру. Послышался звук дыхания. Руке, сжимавшей пистолет, не требовалось снимать его с предохранителя, поскольку это уже давно было сделано, а мне показалось, что я чувствую запахи металла и бездымного пороха.

Дыхание надо мной переместилось. Стало ближе. Шуршание джинсовой ткани совсем рядом. Мужчина присел на корточки. Локти уперлись в колени, кисти рук расслаблены, волосы седые, пистолет в руке, но он улыбался мне, потому что это был Уилл.

Теперь он стал совсем старым, а не просто чуть постаревшим. Кожа на лице вся покрылась складками, волосы настолько поредели, что стали видны неровности черепа, покрытого желтыми пятнами. Кожа на руках облезала, глаза все того же цвета камеди. Да, это был Уильям, который в молодости обожал «Доджерс», а потом превратился в Джо, повзрослел, мечтал жить вечно и стать кем-то другим. И он действительно был кем-то другим.

Я всмотрелась, и у меня, должно быть, сбилось дыхание, потому что вдруг появилась резь в груди, а он улыбнулся, и хотя шевельнулись губы Уилла, на лице появилась вовсе не его улыбка, а чья-то еще. Возможно, того Уилла, который в детстве любил обрывать мухам крылышки, Уилла, подростком изгнанного из дома. Другого Уилла, который, вероятно, в какое-то едва уловимое мгновение претерпел изменение в судьбе и не стал делиться своим телом с незнакомкой в Калифорнии, а пошел другой дорогой, оказавшись среди иных людей.

Не-Уилл, все еще улыбаясь, оглядел меня снизу доверху, всматриваясь в мое лицо, в мою одежду, в глубокую рану в моей окровавленной ноге. Он протянул левую руку и погладил меня по щеке прикосновением любовника, ощутил щетину только что отпущенной бороды на моем подбородке, мягко потянул за прядь волос, словно изучая их цвет. Потом его рука скользнула ниже по моей шее, по груди, по бедру и остановилась рядом с пулевым отверстием, зависнув в воздухе в дюйме от него.

Потом он заговорил, но его голос показался мне чужим в устах Уилла:

– Я подумал, тебе захочется попрощаться.

Его ладонь дернулась, он готов был добраться до пули в моей ноге и вынуть ее голыми пальцами. Я должна была дышать, но легкие двигались, не подчиняясь моей воле. Я ощущала керамический осколок в руке, видела черно-синие вены у основания шеи Уилла.

Он дернул головой движением, похожим на голубиное, все еще изучая меня, наблюдая за моим лицом, глазами. Потом спросил:

– Ты любишь меня?

Вопрос явно подразумевал ответ, а когда я промолчала, его пальцы нежно коснулись крови на моей ноге, погладили форменные брюки, вызвав волну боли от раны, заставив ее подняться к груди, начать пульсировать везде – от локтей до черепа.

– Ты любишь меня? – спросил он снова. – Я хотел найти того, кто тобой любим. Но когда нашел его, не был уверен, что не ошибся. У него больные почки, суставы, а потом я пригляделся внимательнее, и смотри сюда… – Он вытащил мою правую руку и прижал ее к своей плоти, где даже под пиджаком виднелось уплотнение, какой-то нарост на теле – в лучшем случае грыжа, а в худшем…

– Разве это не отвратительно? – спросил он, удерживая мою руку на месте так, что я могла ощущать тепло его пальцев. – Разве не странно? Неужели такой человек заслуживает любви? А теперь посмотри сюда! – Он дернул меня за руку, поднял ее повыше.

Я застонала от боли, потому что это движение заставило сместиться все мое тело. Но он ничего не замечал в своем энтузиазме, прижав мою ладонь к своей подмышке, к своей коже.

– Здесь же родинка! – воскликнул он. – Это так занятно. Я все время играю с ней. А тебе доводилось с ней играть? Я попытался поцеловать того, другого мужчину, но он не понял меня, сказал, здесь что-то не так. Он не любил меня, хотя клялся в любви к… Уиллу. – Он запнулся, не сразу вспомнив имя, выискивая его в глубине памяти. – Клялся, что любит Уилла, но не меня. И мне захотелось проверить, не такие ли чувства испытываешь ты сама?

Он наклонился пониже, его дыхание смешалось с моим, губы оказались на расстоянии поцелуя, и на мгновение я даже подумала сделать это, слиться с ним губами, но он продолжал смотреть мне в глаза, стараясь найти в них то, чего не было.

– Ты меня любишь? – спросил он. – Я смотрелся в зеркало и не видел этого, но решил… Ты же раньше была мной. Смотрела мне в глаза так часто и не могла не любить – не любить мою кожу, мои губы, мою шею, мой язык. Ведь правда? Ты любишь меня – любишь Уилла? Любишь?

Необходимость, детская потребность, умоляющее выражение на лице Уилла. Нет, не на лице Уилла. На его лице. На лице этого… Я не отвечала. Мне в голову не приходили слова, которые я могла ему сейчас сказать.