Прикосновение разрушения

Пирифой открыл свой контейнер и достал сэндвич и пакетик чипсов.

– Уверена, что не хочешь немного?

– Нет, спасибо.

Он откусил от сэндвича, и они оба уставились на город. Спустя несколько мгновений молчания Пирифой спросил:

– Так что ты здесь делаешь?

Она вздохнула и решила не смотреть на него, отвечая:

– Полагаю, ты не видел последние новости.

– Не видел, – подтвердил он.

Он был единственным смертным, кого она знала, кто как будто совсем не был одержим богами.

– Ну, я облажалась.

– Уверен, все не настолько плохо.

Персефона сделала глубокий вдох.

– Я как бы… сделала то, что обещала Аиду не делать. Я разозлилась на него, а теперь… не могу вернуть все назад.

– А, – Пирифой тихо рассмеялся. Он откусил еще и произнес, жуя: – Что он натворил?

– Да глупость, – пробормотала она. – Не думаю, что он видит проблему в том, что сделал.

Пирифой грустно улыбнулся. У нее появилось ощущение, что он понимал ее лучше, чем сам готов был признать.

– Мужчины часто не видят, – прокомментировал он.

– Я не понимаю.

Он пожал плечами:

– Мужчины просто не думают.

– Это дурацкое оправдание.

– На самом деле это не оправдание. Это просто реальность. Все, что ты можешь сделать, – продолжать бороться за то, чего хочешь. Если ты ему нужна, со временем он поймет тебя.

Персефона поджала губы, чувствуя себя странно. Она уже знала, что переборщила с эмоциями, но ничего не могла с этим поделать. Ей хотелось, чтобы Аид почувствовал, что его предали – именно так себя чувствовала она, когда узнала о Левке. Чтобы он почувствовал раздражение, которое усиливалось в ней с каждым часом, пока он не давал о себе знать. Ей хотелось отказать ему в повиновении, только чтобы увидеть его реакцию.

– Я веду себя неразумно?

Он пожал плечами.

– Возможно, но эмоции – это эмоции, – ответил он. – Когда-то и я был глупым юнцом. Жаль, что я не осознал всего этого раньше.

Персефона почувствовала, что понимает печаль, окружавшую этого мужчину. Она задалась вопросом, что увидел бы Аид, если бы взглянул на его душу?

– И какую же глупость ты совершил?

Он сделал глубокий вдох.

– Ты удивишься, я думаю, с учетом твоей истории.

Брови Персефоны сошлись на переносице, но прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, Пирифой объяснил сам:

– Я много играл на деньги – не так, как твой парень. Я делал ставки на Панэллинские игры. И был в этом хорош – мне часто везло. Пока в один момент не перестало. Я считал, что стараюсь ради моей девушки, и верил в это настолько, что не обращал внимания на то, что было действительно важно, – ее желание, чтобы я прекратил. Для нее не имели значения ни деньги, ни статус. Она просто хотела быть со мной.

Пирифой умолк и тихо рассмеялся:

– Боги, сейчас я бы отдал все на свете за женщину, которая бы просто хотела быть со мной.

– Что с ней случилось?

– Она вышла замуж и ждет ребенка. Она счастлива. Так странно наблюдать, как кто-то, кого ты любишь, живет дальше, и эта жизнь могла бы быть твоей.

Персефона надеялась, что ей не придется узнать, каково это.

– Мне жаль. – Она на мгновение коснулась его руки своей.

Он пожал плечами.

– Я думал, что защищаю ее, – он сделал паузу. – Может, Аид тоже думал, что защищает тебя.

Она в этом не сомневалась.

– Мне бы хотелось, чтобы он прекратил это делать. Мне не нужна его защита.

– Всем нужна защита, – ответил он. – Жизнь – тяжелая штука.

Персефона нахмурилась. Однажды она сказала Аиду что-то похожее, когда спорила с ним о том, почему так важно прощать смертных. Она никогда не думала, что и сама нуждается в том же.

После ланча день стал еще хуже. Елена пыталась справиться с потоком гневных звонков, а почтовый ящик Персефоны продолжал наполняться ненавистническими письмами. Ей не удавалось избежать осуждения – даже в личных сообщениях.

«Не могу поверить, что ты написала об Аполлоне!» – написала ей Лекса.

Она не знала, что именно выразила таким образом ее подруга – восторг или досаду.

«Ты разговаривала с Сивиллой?» – спросила Персефона.

«Нет. Готова поспорить, она заляжет на дно. Если бы она все еще была оракулом Аполлона, ты ведь знаешь, именно ей пришлось бы разбираться со всем этим хаосом».

«Если бы она все еще была его оракулом, он бы не оказался в этом хаосе».

«Эм, девочка, я имела в виду ТЕБЯ. Ты и есть этот хаос».

«Я просто рассказала правду. Давай, подай на меня в суд».

«Я думаю, что Аполлон воспользуется более древними методами. – Спустя минуту Лекса добавила: – Аид что-нибудь уже сказал?»

«Нет».

Не было ни извинений, ни отповеди, и ее переполняли эмоции. Она никогда прежде ничего подобного не испытывала. Богиня разрывалась между гневом, отчаянным желанием все ему высказать и страхом, что он в ней разочаровался.

Когда Персефона вышла из Акрополя, Антоний встретил ее у дверей и проводил через агрессивную толпу. Он дождался, пока они сядут в машину, а потом спросил:

– Вы в порядке, миледи?

Богиня не знала, почему от этого вопроса ее глаза вдруг наполнились слезами. Она не будет из-за этого плакать – не сейчас.

Она сделала глубокий вдох.

– Он злится?

Персефона знала, что ей не нужно даже произносить имя Аида. Антоний поймет, о ком она говорит.