– И когда это надо кого-то незаметно убить?
Богиня пожала плечами:
– Примеров полно – абьюзеры, секс-торговцы, насильники… Список можно продолжить.
Какое-то время они шли молча, и Персефона размышляла о пользе отравления одного конкретного бога, а потом она спросила:
– Почему Аид так настроен против Аполлона?
Богиня, конечно, знала, почему он не нравился ей самой, но гнев Аида, кажется, превосходил ее собственный.
Она добавила:
– И не говори мне, что я должна сама спросить у него.
Геката едва заметно улыбнулась:
– Я думаю, по той же причине, почему все боги настроены друг против друга, – они знают их историю и деяния.
Геката умолкла и взглянула на Персефону:
– Аид не пытается проявить упрямство. Он боится за тебя. Аполлон… его месть жестока.
– Я знаю.
– Нет,
– Стоит ли говорить, что Аполлон непредсказуем, и, чтобы не дать ему такой возможности, Аид перенес тебя в подземное царство – свои владения, – где любое действие, предпринятое Аполлоном, будет считаться объявлением войны богу мертвых. Аполлон, может, и поспешен в своих решениях, но он не глупец. Он не хочет, чтобы Аид стал его врагом.
Несмотря на охвативший ее ужас, Персефона была рада, что спросила.
Они вернулись во дворец, где пообедали и обсудили до мельчайших деталей празднование дня летнего солнцестояния.
– Я заказала для тебя новую корону, – заявила Геката, когда Персефона поднесла к губам бокал вина. Пришлось выплюнуть жидкость обратно.
– Прости, что?
– Иэн в полном восторге.
Персефона сердито зыркнула на нее. Конечно, она втянула в это Иэна. Он был искусным кузнецом. До своей смерти он ковал доспехи и оружие, и его одарила благом Артемида. Из-за этого блага его и убили. Теперь он пользовался своим умением в подземном царстве, чтобы создавать великолепные филигранные вещи – фонари, ворота, а теперь иногда и короны.
– Мне не нужна еще одна корона, Геката. Та, что выковал для меня Иэн, прекрасна. Я могу надеть ее на день солнцестояния.
Она умолчала о том, что на самом деле думала. Надеть корону сейчас, когда Аид с ней не разговаривал, было слишком самонадеянно. Как она могла быть уверена в том, что он все еще хочет, чтобы она была его царицей?
– Ты могла бы надеть и ее, но зачем, если у тебя будет новая?
Персефона вздохнула:
– Жаль, что ты сначала не спросила меня.
– А я рада, что не спросила. А теперь о платье. Я думаю, черное…
Геката продолжила объяснять свое видение того, что она называла «грандиозным ансамблем Персефоны». Богиня весны слушала вполуха, размышляя над историей Аполлона, его сестры и Аида. Когда она проводила расследование о боге музыки, ей и в голову не пришло проверить другие истории из его прошлого. Преступления этого бога и правда были многочисленны и жестоки, и она спросила себя, способен ли был сам Аид предотвратить его отмщение?
После обеда Персефона в одиночестве вернулась в свои покои. Она уже проклинала Аида за то, что он их создал. Кто размещает жену в другой части дворца? Это же так… старомодно!
«Ты не его жена, – поправила она себя. – Ты его… подружка».
Она была не уверена. Она не видела Аида с тех пор, как прошлой ночью он наблюдал за ней с балкона. Чуть раньше она прошлась по дворцу, пытаясь найти его, но безуспешно. Очевидно, он ее избегал. У нее были вопросы и требования. Что ей делать с работой? Сообщил ли он Деметрию, где она? А что насчет Лексы, Сивиллы и Левки?
Настроение Персефоны становилось все мрачнее, и она снова покинула дворец, изучая подземное царство в угасающем свете. От ее отчаяния вокруг распускались цветы, а трава становилась выше. Ей это не нравилось. Она в буквальном смысле оставляла позади себя тропу, по которой кто угодно мог последовать за ней.
Богиня все шла и шла, через каменистые холмы и покрытые мхом долины, пока не оказалась на краю утеса, лицом к лицу с серым океаном.
Ветер развевал ее волосы, обдавая прохладой разгоряченное лицо. Внутри у нее по-прежнему все бурлило. Персефона была так рассержена – на Аполлона, на Аида, на то, что застряла в этих богом забытых покоях. Он так решил наказать ее? Бросить в подземном мире и избегать встречи с ней любыми способами? Он как будто совсем не сожалел о своей роли во всем этом.
Богиня решила, что ей нужно успокоиться, когда на руке у нее проросла роза. Росток причинял ей боль, но, вырвав его, она закричала, будто от ожога, и из раны хлынула кровь.
«Это пытка», – подумала она.