Персефона оторвала лоскут от платья и обвязала руку так крепко, как смогла, а потом села на землю. Сначала она сосредоточилась на звуке моря, омывающего берег внизу, ощущении ветра на лице, запахе пепла и соли в воздухе. Потом она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, наполнив легкие этими запахами, этим ветром, этими звуками, пока не почувствовала, что сама плывет в океане, баюкающем ее в теплых волнах.
Злость, напряжение и боль покинули ее.
В первый раз за этот день она чувствовала себя спокойной, собранной, с ясным разумом.
Когда богиня открыла глаза, вокруг было темно. Она поняла, что пора возвращаться, пока никто не начал волноваться, но, поднявшись, обнаружила, что тропа, созданная ее магией, исчезла.
И все же Персефона решила, что справится сама, и пошла в том направлении, откуда, по ее мнению, она пришла. Она шла и шла, пока не поняла, что заблудилась. Изможденная и лишенная возможности перенестись, она нашла место под деревом и села, а уснув, соскользнула на землю.
Ее разбудило тепло Аида. Его запах наполнил ее ноздри, когда он прижал ее к своей груди. Она поняла, что они перенеслись, потому что воздух изменился. Если бы она не была такой уставшей – такой сонной, – то открыла бы глаза, чтобы увидеть выражение его лица. По правде говоря, ей хотелось разомкнуть веки, потому что ее сердце отчаянно желало увидеть, как он смотрит на нее, – но она не смогла.
Она так чертовски устала.
Аид еще долго прижимал ее к себе, прежде чем отодвинуться и уложить ее на ворох одеял. Он прижался губами к ее лбу, и его тепло проникло ей под кожу.
Больше она ничего не помнила.
Глава X. Бог музыки
Первым, что увидела Персефона, открыв глаза, были черные шелковые простыни. Она провела по ним рукой, нахмурив брови. Как она попала в комнату Аида? Она перевернулась, надеясь обнаружить его рядом, но постель была пуста. Потом раздался звон стекла, и ее взгляд метнулся к бару Аида.
Перед ним стоял Гермес. Он замер от звука и оглянулся посмотреть, не разбудил ли ее.
– Гермес?
Бог хитрости развернулся к ней, держа в руках графин с янтарной жидкостью и стакан.
– Прости, Сефи. Мне нужно выпить.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она, сев в кровати.
– Что я здесь делаю? А что ты делала прошлой ночью?
Персефона нахмурилась:
– Что ты имеешь в виду?
Гермес наклонил голову набок:
– Ты совсем ничего не помнишь?
– Я пошла погулять, – она пожала плечами.
– Да уж, погуляла ты славно, – фыркнул Гермес. – Аид просто с катушек слетел. Он нигде не мог тебя найти и даже почувствовать. Я никогда еще не видел его таким…
– Рассерженным?
Гермес посмотрел на нее так, словно она обезумела.
– Нет, обескураженным. Это же подземное царство. Его территория. Он думал, случилось что-то плохое. Он призвал каждую сущность подземного царства – и меня, – чтобы разыскать тебя.
– Я просто… заблудилась. Хотела проветрить голову. Немного помедитировала, как советовала Геката, а когда закончила, было уже темно. Я не нашла дорогу обратно. Я не хотела никого беспокоить. Мне просто нужно было побыть одной.
– Ну, надеюсь, ты успела этим насладиться, потому что не думаю, что Аид выпустит тебя из зоны видимости в обозримом будущем.
Она приподняла бровь:
– В смысле, как сейчас?
– Я тут в роли няньки, присматриваю за тобой, – произнес он едва не с гордостью, и Персефона закатила глаза.
– И почему же ты за мной присматриваешь?
– Потому что здесь Аполлон.
Персефона замерла, и Гермес вдруг побледнел, осознав свою ошибку.
– Что?
– Я сказал, что здесь Аполлон? Я имел в виду, что он едет сюда. Он точно еще не здесь. Аид не стал бы встречаться с Аполлоном в тронном зале без тебя… блин.
Персефона уже вскочила с кровати.
– Персефона! – крикнул ей вслед Гермес, когда она выбежала из комнаты. – Сефи! Вернись сейчас же! Никто не станет принимать тебя всерьез с такими-то волосами!
Проигнорировав его, она бросилась в тронный зал, то и дело поскальзываясь на мраморном полу. Ворвавшись внутрь, она увидела стоящих друг напротив друга Аида и Аполлона. Тень и свет, встретившиеся на мраморном поле боя.
Аполлон был прекрасен в своем смертном обличье. Он был моложавым, со спортивной фигурой и ниже ростом, чем Аид. Корона темных кудрей, квадратная челюсть и ямочки на щеках усиливали бы это очарование юности, если бы он не выглядел таким озлобленным.
Аид же, напротив, был самим воплощением первобытной мужественности. Он возвышался над Аполлоном с нимбом тьмы в виде черных волос. В чертах Аида просматривалась зрелость, так не сочетавшаяся с идеально остриженной бородкой и классическим костюмом. Дело было в глазах – его черные бездонные глаза отражали вечность раздоров.
Когда Персефона вошла, оба бога повернулись к ней.
– Итак, смертная явилась поиграть, – произнес Аполлон.
Аид бросил рассерженный взгляд через плечо Персефоны на Гермеса, который последовал за ней. Бог поднял руки вверх, чтобы отвести от себя гнев Аида.
– Что? Она сама догадалась.
Аид повернулся к Аполлону:
– Мы договорились о сделке. Ты ее не тронешь.
– Какой еще сделке? – спросила Персефона.