Прикосновение разрушения

– У меня из живота, – ответила она, поежившись, несмотря на жар.

– Накорми его, – выдохнул он.

И Персефона накормила – мыслями о том, как толкает Аида в цветы и доставляет ему удовольствие. Сначала он удивился бы, но потом его глаза разгорелись бы, как угли, и он попытался бы взять все в свои руки.

Вот только она бы ему не позволила. Она бы обхватила ртом его член и двигалась, пока он бы не излился, а потом слизнула бы все до последней капли. После он бы поцеловал ее, ощутив у нее на губах свой собственный вкус.

Эти мысли наполнили ее огнем, и Аид спросил:

– Где теперь это тепло?

– Повсюду, – ответила она.

– Представь все это тепло у тебя в ладонях, – он заговорил быстрее. – Представь, как оно сияет, сияет так ярко, что тебе больно на него смотреть.

Она сделала, как он велел, полностью сосредоточившись на жаре, стекающемся к ее ладоням. Это было легко, потому что она чувствовала вес рук Аида на своих. Они удерживали ее.

– А теперь представь, как свет тускнеет, и в тени ты увидишь жизнь, которую сотворила, – губы Аида коснулись ее уха, когда он прошептал: – Открой глаза, Персефона.

Она повиновалась, и мерцающий белый образ барвинка и флокса, которые она себе представила, возник между ее ладонями.

Он был прекрасен.

Аид направил ее руки к пустому клочку земли, и, коснувшись земли, магия обратилась в цветы.

– Магия – это баланс. Немного контроля, немного страсти. Таков весь мир.

Персефона наклонила голову к нему, но не увидела целиком. Его бородка царапнула ей щеку. Они оба молчали, и каждый сантиметр ее кожи ощущался, как оголенный нерв. Наконец она повернулась, встав на колени. Его глаза неистово горели.

– Я люблю тебя – мне стоило напомнить тебе об этом, когда я принес тебя сюда и после каждый день, – произнес Аид. – Пожалуйста, прости меня.

Ее глаза защипало от слез.

– Я прощу тебя – но только если ты простишь меня. Я разозлилась из-за Левки, но еще больше из-за того, что ты оставил меня в тот вечер, чтобы отправиться к ней, – сказала она. Ей было больно произносить эти слова, она словно не могла вдохнуть достаточно воздуха, чтобы выговорить их. – И я чувствую себя… нелепо. Я знаю, какие у тебя были причины, и знаю, что ты не хотел покидать меня в тот вечер, но не могу ничего поделать со своими чувствами. Когда я думаю об этом, мне… больно.

Может, это было как-то связано со всеми теми эмоциями, которые она вложила в те мгновения в обеденном зале. Они были такими… сильными, а то, что произошло следом, оставило ее чувства неудовлетворенными, забытыми.

– Мне больно знать, что я тебя обидел. Что я могу для тебя сделать?

Ее удивил его вопрос.

– Я… не знаю. Полагаю, то, что я сделала, все уже компенсировало. Я сказала тебе, что не буду писать об Аполлоне, я обещала тебе – и нарушила свое обещание.

Аид покачал головой:

– Нам нельзя отвечать обидой на обиду, Персефона. Это игры богов – а мы с тобой любим друг друга.

– Тогда что нам делать с обидой? – спросила она.

– Просто ждать, – пожал плечами бог. – Если мы сможем какое-то время потерпеть, что злимся друг на друга.

Персефона нахмурилась, и слезы, которые, как ей казалось, уже высохли, снова выступили у нее на глазах.

– Я не хочу на тебя злиться.

– И я не хочу злиться на тебя. – Он протянул руку, чтобы смахнуть слезы с ее лица. – Но это не меняет наших чувств, и это не значит, что нам плевать друг на друга, пока мы оправляемся от обиды.

Персефона уставилась на Аида и помотала головой:

– Как получилось, что я предназначена тебе судьбой?

Брови Аида сошлись на переносице.

– Это мы уже обсуждали.

В его голосе не было гнева, но она и сама знала, что этот вопрос уже всплывал у них в разговоре, и тогда все прошло не совсем гладко, так что она объяснила:

– Я просто чувствую себя такой… неопытной. Я молодая и неосмотрительная. Как ты можешь хотеть быть со мной?

Она запнулась на этих словах и прикрыла рот, чтобы заглушить свои эмоции.

– Персефона, – нежно произнес Аид, накрыв ее ладонь своей. – Во-первых, я всегда буду хотеть быть с тобой. Всегда. Я тоже натворил дел. Я был зол, не позаботился о тебе, не позвал на разговор. Не ставь меня на пьедестал только потому, что чувствуешь вину за свои решения. Просто… прости себя, чтобы простить меня. Пожалуйста.

Богиня глубоко вздохнула и прикусила губу. Взгляд Аида опустился на ее губы. Внутри ее вдруг вспыхнуло пламя.

Он был прав. Он не позаботился о ней, а именно этого она так страстно желала. Несмотря на взаимный гнев, она хотела его – его жара, его неистовости, его любви.

Персефона прильнула к Аиду, усевшись на него верхом под серебристыми деревьями. Его ладони легли ей на бедра.

– Прости меня, – прошептала она. Их глаза оказались наравне, и он словно заглянул в самые ее глубины. Она знала, что он может видеть ее душу. – Я люблю тебя. Ты можешь доверять мне, моему слову. Я…

– Тсс, моя дорогая. – Его губы были всего в нескольких дюймах от ее губ. Его ладони скользнули по ее бедрам под платье. Внутри у нее все сжалось от предвкушения.

– Я всегда буду жалеть о своем гневе. Как я могла усомниться в твоей любви? Твоем доверии? Твоем слове? Когда у тебя мое сердце.