Прикосновение разрушения

Персефона едва не рассмеялась. Если кто-то и должен был молить о прощении, так это сама Деметра. Это она держала Персефону своей пленницей бо́льшую часть ее жизни и, даже отпустив, оставила длинный поводок.

– Нет, я призвала тебя, чтобы сказать – прекрати вмешиваться в мою жизнь.

Ледяной взгляд Деметры вернулся к Персефоне, и ее глаза засияли желтым светом в мерцании свечи.

– Ты меня в чем-то обвиняешь, дочь?

Персефоне стало не по себе. Ей пришло в голову, что ее мать может стоять не только за превращением Левки из тополя обратно в нимфу. Какие еще планы она могла вынашивать, чтобы разлучить Персефону и Аида?

– Ты освободила бывшую любовницу Аида, – ответила Персефона.

– И зачем мне утруждать себя чем-то настолько банальным? – голос Деметры был полон скуки, но Персефону она не убедила.

– Хороший вопрос, мама.

Деметра отвернулась от дочери и принялась изучать ее комнату – проверяя, оценивая. Она вытаскивала один за другим ящики прикроватной тумбочки Персефоны и открывала все, что имело крышку.

– Здесь пахнет Аидом, – заметила она, а потом выпрямилась и, прищурившись, всмотрелась в Персефону: – Ты пахнешь Аидом.

Персефона скрестила руки на груди и гневно воззрилась на мать.

– Надеюсь, ты предохраняешься, – сказала Деметра. – Еще не хватало, чтобы ты оказалась связана с богом мертвых на всю оставшуюся жизнь.

– Это уже предопределено, – ответила Персефона. – И ты, видимо, единственная, кто считает, что это не так.

– Ты не знаешь Аида. Ты и сама уже начала это понимать. И это беспокоит тебя. Ты боишься того, чего не знаешь.

Персефону взбесило, что ее мать оказалась права.

– Я могла бы сказать то же самое и о тебе, мама. Чего я еще не знаю? Какое зло скрывается под твоим идеальным обликом?

– Не переводи все на меня. Ты бросилась к нему в объятия, стоило лишь ему заявить о любви к тебе. Какой стыд, что твоя рассудительность тянется к его телу. Не такой я тебя растила.

– Ты меня вообще не растила…

– Я «упрятала тебя в тюрьму», – перебила Деметра, закатывая глаза. – Боги, ты как заезженная пластинка. Я дала тебе все. Дом, друзей, любовь. Но тебе этого было мало.

– Этого и было мало, – огрызнулась Персефона. – И этого всегда было бы мало! Ты и правда думала, что сможешь потягаться с мойрами и одолеть их? Ты критикуешь других богов за спесь, но в этом ты превосходишь их всех.

Деметра ответила безжалостной улыбкой:

– Мойры, может, и дали тебе то, что ты хотела – вкус свободы, вкус запретной любви, – но ты путаешь то, что они дают, с добротой. Мойры наказывают даже богов.

– Они наказали тебя, – произнесла Персефона. – А не меня.

Деметра едва заметно улыбнулась:

– Это как посмотреть, мой цветок. Знаешь, как мойры назвали тебя? Персефона. Я тогда не понимала, как мой драгоценный милый цветок может носить такое имя. Разрушительница. Но ты такая и есть – разрушительница мечты, счастья, жизней.

В глазах Персефоны сверкнули слезы.

– О да, моя любовь. Наслаждайся тем, что дали тебе мойры, потому что они сплели твою судьбу, а ты само бесчестье.

Персефона пнула свечу, разлив воск и погасив пламя. Видение ее матери исчезло, но запах остался, лишив Персефону воздуха. Она рухнула на колени, тяжело дыша, когда дверь открылась. Лекса, Сивилла и Левка столпились за ней.

– Персефона, ты в порядке? – Лекса подскочила к подруге. Сивилла подняла свечу, сбитая с толку. Левка казалась единственной, кто понимал, что происходит.

– Призывное заклинание? – спросила она.

Персефона встретилась с ней взглядом и сквозь слезы произнесла:

– Нам нужно поговорить.

Лекса помогла Персефоне подняться, а Сивилла убрала воск с пола. Когда они закончили, Персефона закрыла дверь в комнату. Левка села на край ее кровати с широко раскрытыми глазами и сложила руки на коленях, сжав пальцы. Она, наверное, подумала, что Персефона собирается выставить ее вон.

– Я попросила Аида вернуть тебе квартиру и работу, – сказала она.

У Левки перехватило дыхание.

– С-спасибо тебе, Персефона.

– Я также договорилась с ним о том, что помогу тебе узнать этот мир, – добавила Персефона. – Тебе нужно знать еще кое-что: моя мать – Деметра, богиня плодородия.

Персефона не думала, что глаза Левки могут стать еще больше.

– Ты… ты богиня?

Персефона кивнула:

– Для меня важно, чтобы ты сохранила мою тайну, Левка. Понимаешь?

– Конечно… но… почему ты рассказала мне?

– Потому что мне нужно, чтобы ты была честна со мной. Кто освободил тебя, превратив из тополя обратно в нимфу?

– Клянусь, я не знаю, – сказала Левка. Ее светлые брови сошлись над прекрасными глазами цвета голубого льда. – Я помню только, как проснулась в одиночестве.

Левка поежилась, потирая руки, словно это воспоминание пугало ее. Персефона всмотрелась в нимфу, а потом вздохнула:

– Я тебе верю. – И все же это не значило, что за этим не стояла Деметра. – Ты ведь расскажешь мне, если моя мать с тобой свяжется?

Левка кивнула, а потом сглотнула. Когда она заговорила, ее голос дрожал:

– Персефона… Что, если это она меня освободила? Она придет за мной? Что, если она превратит меня обратно в дерево?