Прикосновение разрушения

– Да, – прошептала оракул, ответив Персефоне многозначительным взглядом. У них пока еще не было шанса поговорить о соглашении Персефоны с Аполлоном.

У богини был всего один вопрос к оракулу:

– Ты знаешь, она выживет?

– Я не знаю. В этом плане боги милостивы. Я не несу груз знания судеб моих друзей.

Персефона нахмурилась:

– Как думаешь, Аполлон имеет к этому какое-то отношение?

Она взмахнула рукой.

Разве не об этом говорила Сивилла? Что Аполлон накажет ее, причинив вред ее близким?

Сивилла покачала головой:

– Нет, Персефона. Я думаю, это именно то, на что и похоже – несчастный случай.

Персефона не знала почему, но ей хотелось услышать совсем не это.

Потом Сивилла спросила:

– Может, тебе стоит спросить Аида… выживет ли она?

Богиня тяжело сглотнула. Она могла бы спросить, но что, если ответ будет «нет»? Она попыталась представить, каково будет каждый день возвращаться в подземное царство и видеть Лексу, гуляющую по улицам Асфоделя под руку с Юри.

Она не могла этого сделать.

Тем не менее Персефона не могла и объяснить, почему эта мысль так ее пугала. Просто… если Лекса окажется в подземном царстве, значит, она умерла. Значит, ее больше не будет в верхнем мире. Значит, ее существование закончилось, а Персефона не могла это переварить.

Когда прибыли родители Лексы, Элишка и Адам, им сообщили больше информации о ее травмах. На докторе был белый лабораторный халат, и он держал руки в карманах, пока говорил.

Доктор был пожилым. Его веки нависали над глазами, нос был широким, а губы тонкими, изогнутыми в неизменной складке. В его голосе – низком, хриплом баритоне – звучала усталость.

– У нее переломы обеих ног и руки в районе локтя. Разрывы почек, ушиб легких, кровоизлияние в мозг.

От перечисления травм, нанесенных телу Лексы, у Персефоны на глазах выступили слезы.

Он продолжил:

– Она в критическом состоянии, в коме. Мы подключили ее к аппарату искусственной вентиляции легких.

– Что значит «в критическом состоянии»? – переспросил Джейсон.

– Это значит, что ее жизненно важные органы работают нестабильно и с отклонениями от нормы, – ответил врач. – Следующие двадцать четыре – сорок восемь часов будут крайне важны для восстановления Лексы.

Эти слова разрушили надежду Персефоны.

Родителям Лексы первыми позволили ее увидеть. Персефона, Сивилла и Джейсон остались ждать.

– Она будет бороться. Она справится, – громко произнес Джейсон, словно пытаясь убедить в этом самого себя.

Элишка вернулась за ними, чтобы отвести в палату Лексы. Пока они шли за ней, Персефона не сводила с нее взгляда. Лекса была очень похожа на мать. У них одинаковые густые черные волосы и голубые глаза, а иногда и похожие выражения лиц.

Когда Персефона вошла, ее взгляд сразу упал на Лексу. Было сложно описать, что она почувствовала, увидев лучшую подругу в окружении всех этих приборов. Она словно покинула свое тело и наблюдала за всем со стороны. Лекса лежала неподвижно, как камень, едва видимая под слоями трубок и проводов, пронизывающих ее, словно нити судьбы. Толстое белое полотно покрывало ее лоб, а шейный корсет поддерживал подбородок. Звук аппарата искусственной вентиляции легких напоминал бесконечный выдох, а кардиомонитор отсчитывал постоянный ритм. Даже палата – с яркими стенами, черно-белым полом и современным интерьером – не могла все это замаскировать. Это было место, куда люди попадали, потому что они были больны, травмированы или умирали.

Персефона взяла Лексу за руку. Та была холодной, и это почему-то ее удивило. Она отмечала все те детали, из-за которых ее подруга не выглядела собой: распухшее лицо, покрытую синяками кожу, бледные губы.

Все они стояли вокруг Лексы, когда в палату вошла медсестра, чтобы проверить мониторы, трубки и внести данные в компьютер.

– Они больше ничего не могут сделать, – услышала она голос матери Лексы. – Теперь все зависит только от нее.

Персефона сжала руку Лексы. Та не сжала в ответ.

Персефона не знала, сколько она простояла вот так, глядя на Лексу, но в какой-то момент она поняла, что пора уходить. Палата была слишком маленькой, а родителям Лексы нужно было уединение.

Когда они вышли из палаты, Сивилла повернулась к Персефоне:

– Ты пойдешь к Аиду?

Та кивнула.

– Ты попросишь его спасти ее?

Ей будто всадили нож в живот, да еще и прокрутили.

– Я сделаю все, что смогу, – ответила богиня.

Отойдя туда, где ее никто не мог увидеть, Персефона рискнула перенестись и оказалась в переулке рядом с «Неночью». Там было темно, сыро и пахло тухлятиной. Она поспешила ко входу, где на посту охранника стоял Меконнен. При виде ее он улыбнулся, обнажив кривые желтые зубы, но быстро понял, что что-то не так. Его улыбка исчезла, и он расправил плечи, чтобы казаться еще больше, словно приготовился к драке.

– Миледи, все в порядке? – Его голос огрубел – намек на сдерживаемого внутри монстра.

– Аид, – произнесла она, тяжело дыша. – Мне нужно к нему. Сейчас же!

Меконнен неуклюже повернулся и открыл дверь. Она проскочила внутрь, тут же задохнувшись от жаркого воздуха и громкой музыки.