Перемены
– Дорогой Амедео, я настаиваю.
– Збо, я правда не могу согласиться.
– Ты должен согласиться, у тебя нет выбора.
Я лежу в постели в своей студии. До сегодняшнего дня обо мне заботился Константин Бранкузи, но когда Леопольд Зборовский узнал, что я заболел, он прибежал навестить меня.
– Что говорит врач?
– То же, что и все врачи: не переохлаждаться, находиться в тепле.
– У нас с Ханкой большой дом, ты можешь расположиться в отдельной комнате. С нами живет подруга Ханки. Ее муж на войне, и она переехала к нам. Это нормально – помогать друг другу.
– Амедео, Збо прав. Делай, как он тебе говорит. – У Константина нет сомнений. – Ты должен перебраться к нему – по крайней мере, на холодное время года.
Я смотрю на него с улыбкой.
– А ты? Почему ты никогда не болеешь?
– Для меня холод – это нормально, я румын, а не итальянская синьорина.
– Хвастун.
– Собери свои вещи и завтра переезжай к нам, – Леопольд непреклонен. – Разговор окончен.
– Почему у меня такие назойливые друзья?
– Потому что тебе везет.
Леопольд собирается уходить, но я его останавливаю:
– Збо…
Он оборачивается.
– У тебя есть новости о Поле Александре?
– Нет, увы. Никто ничего не знает, даже его семья.
Леопольд уходит. Константин молча пожимает плечами.
– Амедео, не смотри на меня так. Если бы я что-то знал, то сказал бы тебе. Я тоже его любил.
– Любил?
– Люблю.
– Но ты сказал «любил».
– Амедео, я ничего не знаю, перестань.
Температура, кашель и боль в костях. Я лежу один в холодной постели.
Врач диагностировал острый бронхит и запретил мне заниматься любой деятельностью минимум две недели, поэтому Збо не понадобилось много усилий, чтобы убедить меня переехать к нему. Это последняя ночь, которую я провожу таким образом: дрожа и стуча зубами. Компанию мне составляет только лауданум – он частично снимает боль в костях и позволяет немного поспать.
Я ожидал, что Жанна придет меня навестить, но за весь день она так и не появилась. Я теперь не могу провести ни дня без нее. Только сейчас я понимаю, что потерял в юности: спокойную любовь, без крайностей и тревоги, но с радостью встреч.
Жанне разрешают выходить только в определенное время, мы можем видеться всего несколько часов, и потом я провожаю ее практически до дома и украдкой, чтобы никто из ее знакомых или родных не заметил, нежно целую ее на прощание. Иногда она приходит ко мне в студию, всегда – ненадолго, и потом убегает ужинать с матерью, братом и отцом.
Ее отец одержим расписанием обеда и ужина, эти ежедневные ритуалы должны соблюдаться с маниакальной точностью. Когда Жанна боится опоздать, ее лицо меняется, в нем появляется страх; она быстро со мной прощается и летит домой. В моей семье никогда не было подобных проблем, поэтому я не могу понять эти безумные требования. Я представляю себе синьора Эбютерна этаким чудовищем, который размахивает свистящим кнутом над головами жены и детей.
Я постоянно думаю о Жанне. Особенно когда плохо себя чувствую, как сейчас. Эти мысли отличаются от всего того, что я переживал ранее.
Любовь к Кики была чистой, всеобъемлющей, свободной, необузданной, бескомпромиссной и всепрощающей. Любовь к Анне была таинственной, сильной, поэтичной, чувственной… и мучительной – из-за ее замужества. Отношения с Беатрис были отчаянными, болезненными, ошибочными, нестерпимыми из-за сексуальной страсти и обоюдного желания подчинять другого и не подчиняться самому; разрушительная и неуправляемая любовь.