Принцесса для киллера

– Все нормально. Хоть кто-то в семье должен обладать мозгами. Ты к нам приедешь? Я соскучилась…

– Разок увидишь и опять цапаться начнешь. Знаю я тебя.

Улыбаюсь. Братец может быть обольстительным, когда отключает опцию долбанутого маньяка.

– Мит, ты ведь помнишь, что скоро годовщина свадьбы родителей? – спрашиваю осторожно.

Молчание в трубке кажется угрожающим.

– Я занят. У меня неотложные дела. Так что это без меня. Я папаню видеть лишний раз не стремлюсь.

– Мит, прекрати… – выдыхаю устало и братец сбавляет обороты.

– Язва, что-то ты сегодня подозрительно покладиста…

Прямо вижу, как зеленые глаза прищуриваются. Был бы сейчас здесь, прибил бы взглядом к полу.

– У моей оторвы все точно хорошо? – в вопросе сталь. Кажется, что он уже пушку достал и зарядил.

– Все хорошо, чудовище, – отвечаю грустно, – ты приезжай все-таки, мама обрадуется.

– Я тебя в больших дозах не переношу. Завязывай базар. У тебя все хорошо, у меня все хорошо. Плюс гулянка буйная была. Вырубаюсь. Так что. Чао-какао.

Отключился.

Не могу понять себя, но я просто отбрасываю коротенькую пижаму, надеваю джинсы, кеды и беру куртку.

Ненормальная. Да. Но я все-таки хочу проверить свою лошадку.

Тихонечко выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь, иду по пустынным коридорам, украшенным скульптурами, прохожу мимо белоснежных колонн. Особняк погружен в предрассветную дрему.

Спускаюсь по лестницам, ноги несут меня из дома под проливной дождь.

Льет действительно как из ведра. Стоит оказаться на улице, как я промокаю до нитки. Передергиваю плечами. Куртка нараспашку. Тоненькая маечка прилепляется к груди без лифа и неприятно холодит кожу.

– Дура, могла бы хоть зонтик прихватить! Вот вечно у меня так! Делаю, потом только думаю.

Ворчу, шмыгаю носом, но не возвращаюсь в тепло дома, упрямо иду в сторону конюшни, накидываю капюшон, который мало спасает от непогоды…

Упертость у нас семейная черта и раз мне взбрело в голову что-то, я это сделаю.

Мне нужно удостовериться, что все хорошо. Сердце бьется о ребра, отстукивает непонятный, неровный ритм.

Мне кажется, что случилось что-то, шестое чувство работает, или… моя дурость. Я не знаю. Просто упрямо иду под ливнем, дрожа от холода и обнимая себя.

Мне плохо. Я не знаю причин своего состояния, но порой такое бывает и единственное, что можно сделать в подобном случае – это развеять сомнения.

Я уже мысленно нахожусь в теплом деннике и обнимаю за мощную черную шею свою лошадку. В принципе животное, а для меня друг, выросший вместе со мной. Моя девочка, которой я часто рассказывала свои тайны и плакалась. Демоница всегда понимала меня, часто ударяла в плечо, чтобы я не особо распускала нюни и приглашала прокатиться, выветрить все глупые и тревожные мысли.

Захожу в слабо освещенную конюшню. Запоздало понимаю, что сегодня свет приглушен везде: и на улице, и здесь. Или мне кажется из-за общей непогоды и мрачности.

Вдыхаю запах влажной соломы и слышу мерный звук животных в стойлах. Быстро прохожу вдоль денников и останавливаюсь как вкопанная у совершенно пустого помещения. Сердце пропускает удар.

Демоницы нет!

Подлетаю к решетке и отбрасываю в сторону дверь. Залетаю внутрь узкого пространства и смотрю по сторонам с идиотским рвением обнаружить то, чего нет.

Лошадь не иголка, которую я ищу в стоге сена, но я продолжаю, как болванчик, вертеть головой в поисках, а на глазах уже слезы осознания и в груди колет страшно.

Нет моей малышки. Пусто. Вылетаю из денника и пробегаюсь по конюшне, ищу и не нахожу. Рыдание уже слетает с губ, но я упрямо брожу, пытаюсь найти Демоницу.

Руки сжимаются в кулаки и хочется взвыть.

Хлопок двери, шаги, кто-то пришел. Иду на звук и вижу Федю в водонепроницаемом плаще с ведром в руках, которое он ставит на пол. Он ранняя пташка, выполняет свои обязанности и за лошадьми следит отменно.

Конюх замечает меня и замирает. Смотрит в растерянности. Подлетаю и хватаю мужчину за руку, которую он быстро вынимает из моих холодных дрожащих пальцев.

– Федя, Федечка, где моя Демоница?

Мужчина как-то резко скукоживается и опускает взгляд. Молчит, теребит сморщенные старческие пальцы.

– Где. Моя. Демоница? – спрашиваю, добавляя в голос металл.

Я умею приказывать, хотя в глазах щиплет, а взор застилает пелена слез и боли.

Конюх мнется, потом как-то совсем тихо отвечает:

– Нет ее больше, мисс Кац… Ваш отец приказал. Опасная она…

Мне холодно. Мне дико холодно. Вот сейчас. В эту секунду кажется, что я превращаюсь в глыбу льда, остываю. Меня прошивает холодом. Грохот и ливень не снаружи, а в груди у меня громыхают, взрываясь ледяным градом.

– Он убил ее, да?! – шепчу, голос срывается.

– Мне очень жаль, Маша… очень жаль, прости… – отвечает Федя, тяжело вздыхая.

Наблюдаю за удаляющимся мужчиной. Он и так нарушил правила, дав мне информацию.

И за это отец может жестко наказать…

Смеюсь, как ненормальная, реву. Врач во мне четко осознает, что у меня истерика.

Отец узнал…

Иван Кац всегда наказывает провинившихся. Он не прощает. Никогда. Никого.

Идиотка! На что я надеялась?!

Меня колотит, зубы стучат.

– Моя лошадка. Моя девочкааа.