Принцесса Иляна

«Я порушила Матьяшу политическую игру, — думала Илона. — Он считал меня бесплодной, то есть подходящей для его планов, а я взяла и забеременела. Нет, это его определённо не обрадует. Но что он мне скажет? А что скажет тётя?» Вот почему во дворец ехать не хотелось и, кажется, никогда прежде Илону так не тяготило пребывание в этом королевском жилище, а роскошь, царившая там, даже раздражала.

Матьяш решил отделать внутренние покои дворца мрамором, причём красным, ведь красный цвет — королевский, да и вообще красивый, но теперь Илона думала: «Лучше б потратил деньги на войну с турками, чем на мрамор в угоду моде».

В моду всё больше входила Античность, поэтому красные мраморные украшения были словно позаимствованы из древности: колонны особой формы, крылатые львы у основания одной из лестниц, барельефы с полуобнажёнными фигурами, расположенные над дверными проёмами и на каминных полках.

Неаполитанская принцесса, на которой Матьяш собирался жениться, несомненно, оценила бы такие украшения, но Илона почему-то подумала: «Матьяш выбирает обстановку под вкус будущей жены или подбирает жену, подходящую к обстановке? Король ведь уже давно проявляет интерес к Италии и потихоньку украшает дворец, а жениться собрался только сейчас».

Конечно, кузина Его Величества понимала, что в действительности всё сложнее, и что жену выбирают не только сообразно личным интересам и склонностям. К примеру, ранее Матьяш был помолвлен с дочерью императора Фридриха, которая была ещё совсем девочка. О сердечной склонности там речи не шло — только о политике, но затем Матьяш повздорил с будущим тестем из-за австрийских земель, и свадьба расстроилась.

Так же могло закончиться и в нынешний раз, ведь Матьяш не очень ладил с итальянскими государствами, в том числе с Неаполем, где жила новая невеста. Италия побуждала венгерского монарха идти в крестовый поход на нехристей, но начинала жадничать, когда речь заходила о том, чтобы помочь войску деньгами. Это грозило привести к ссоре, о чём Илоне рассказывала Маргит и, помнится, добавила: «Нельзя воевать с турками, тратя лишь свои деньги. Крестовый поход — это очень и очень дорого».

Старшая сестра также говорила, что те крохи, которые Матьяш всё же получал из Италии, он тратил на что-то другое, а не на войну, из-за чего звучали обвинения в растратах, и вот теперь Илона думала: «Уж не на мрамор ли пошли деньги? Но что же мешало держать монеты в сундуках? Может, со временем и накопилась бы нужная сумма?»

Кузина Его Величества так увлеклась этими мыслями (которые, казалось бы, не были связаны с её нынешним положением), что даже не заметила, как оказалась в покоях у Эржебет.

— А! Вот и ты, моя девочка, — произнесла тётя, вставая навстречу младшей племяннице и беря её за руки.

Эржебет отвела Илону к пристенной лавке и заботливо усадила, а затем села рядом и с лёгкой укоризной спросила:

— Почему же ты меня не уведомила?

Илона поняла, что тётя не сердится, а тётя меж тем кивнула на Маргит, которой сесть не предложила:

— Она мне тоже ничего не сказала. Только от вашей матушки я и узнала новость.

— Я очень прошу меня простить, — наконец ответила Илона, но чувствовала себя не виноватой, а счастливой. — И мою сестру тоже простите. Она, наверное, думала, что я напишу вам, а я...

— ...А ты забыла, — покачала головой тётя.

Илона не забыла, а просто не стала слать письмо, но матушке Его Величества не собиралась в этом признаваться, как и самому королю.

Меж тем Эржебет решила удостоить старшую племянницу улыбкой:

— Маргит, что ты стоишь, будто и впрямь виновата? Присядь.

Та присела на лавку с другого бока от Илоны, а тётушка, всё так же улыбаясь, произнесла:

— Давайте-ка лучше обговорим, что же нам теперь делать.

— Мне кажется, тётя, мы можем только порадоваться за Илону, — осторожно ответила Маргит. — Больше делать нечего.

— Ну, это зависит от того, кто родится, — задумчиво сказала Эржебет. — Если родится девочка, то я и в самом деле порадуюсь, ведь она будет католичка — согласно брачному договору. А вот если родится мальчик, я буду уже не так рада, ведь родится некатолик.

Илона растерялась. Получалось, что Маргит ошиблась: заставить родню радоваться было не так просто. Сколько бы жена Дракулы ни светилась счастьем, её родители, тётя и кузен могли найти предлог для того, чтобы хмуриться, даже смирившись с происходящим.

— Но что же мы можем сделать, если брачный договор составлен именно так, а не иначе? В договоре написано, что сыновей Ладислава Дракулы следует крестить в вере их отца. Что мы можем? — продолжала возражать Маргит, а у Илоны, которую Эржебет по-прежнему держала за руки, никак не получалось собраться с мыслями.

— Мы можем попробовать переписать договор, — хитро сощурилась Эржебет и посмотрела на младшую племянницу. — Ведь для мальчика будет лучше, если он станет католиком. Разве не так?

Илона совсем растерялась. Даже язык занемел, но в итоге она произнесла: