Принцесса-невеста

– Вообще-то, ты даже не представляешь, как ошибаешься. Я очень спокойна. – Она, похоже, и в самом деле была спокойна. – Не имеет значения, послал ты корабли или нет. Уэстли придет за мной. Бог есть; я точно знаю. И любовь есть, это я знаю тоже, и Уэстли меня спасет.

– Глупая девчонка, марш к себе в покои.

– Я глупая девчонка и пойду к себе в покои, а ты трус, и сердце твое до краев полно страха.

Принц невольно рассмеялся:

– Ты называешь трусом величайшего охотника на земле?

– Вот именно так. Я с возрастом сильно поумнела. Я утверждаю, что ты трус, и это правда; я думаю, ты охотишься, дабы внушить себе, что ты другой. Убеждаешь себя, что ты не слабейшее создание, какое только ступало по земле. Уэстли придет за мной, и мы уедем, и ты бессилен, сколько ни охоться, ибо нас с Уэстли соединяют узы любви, а их не отыщешь по следу с тысячей ищеек, не разрубишь тысячей мечей.

Тут Хампердинк заорал на нее, схватил за волосы, что как осенние листья, проволок по длинному извилистому коридору до самых ее покоев, рванул дверь, пинком отправил Лютика внутрь, запер, бегом кинулся к подземному входу в Гибельный Зверинец…

* * *

Тут папа замолчал.

– Дальше, – сказал я.

– Строчку потерял, – сказал он, и я подождал, ослабевший от пневмонии, весь в поту от страха, а затем он продолжил: – «Открыть дверь Иньиго предоставил Феззику…»

– Эй, – сказал я. – Погоди, не может быть такого, ты что-то пропустил, – и быстренько прикусил язык, поскольку совсем недавно была история, когда я расстроился, что Лютик выходит за Хампердинка, и упрекнул папу, что он пропускает, и второй раз нам такой истории совсем не надо. – Папуль, – сказал я, – я ничего такого и никакого не хотел, но принц вроде побежал к Зверинцу, а тут ты про Иньиго, и, может, я не знаю, вдруг там в промежутке еще страница есть?

Папа стал закрывать книжку.

– Я не хотел ссориться; ну пожалуйста, не закрывай.

– Да не в том дело, – сказал он, а потом долго-долго на меня смотрел. – Билли… – сказал он (он меня так не называл почти никогда, а я это обожал; если кто другой, я терпеть не мог, но когда так говорил этот парикмахер, я как бы весь, не знаю, таял). – Билли, ты мне доверяешь?

– Чего? Конечно доверяю.

– Билли, у тебя пневмония; ты очень серьезно относишься к этой книжке – я знаю, потому что мы уже один раз из-за нее поругались.

– Я больше не буду…

– Послушай меня – я ведь еще никогда тебе не врал, правда? Вот. Поверь мне. Я не хочу дочитывать главу. Скажи, что это ничего.

– Почему? Что там происходит до конца главы?

– Если я скажу, можно и прочесть. Скажи «ну ладно».

– Я не могу сказать «ну ладно», пока не узнаю, что там случилось.

– Но…

– Скажи, что случилось, и я скажу «ну ладно», если ладно, и, если я не захочу слушать, сразу переходи к Иньиго, честно.

– Ты не сделаешь мне одолжения?

– Я вылезу из постели, когда ты уснешь; мне все равно, где ты прячешь книжку, я найду и сам дочитаю главу, лучше скажи.

– Билли, прошу тебя.

– Ага! Тебе некуда деваться, сознавайся.

Папа вздохнул – ужасный звук.

И я понял, что его победил.

– Уэстли умирает, – сказал папа.

Я сказал:

– Как это – Уэстли умирает? Что – умирает?