Раньше она никогда не задавала этого вопроса. Они с Геммой возвращались домой со школьной экскурсии. Остальные ребята в автобусе толкались и швырялись вещами. Геммину сказку слушали только Бекка да еще один мальчик, Барни, у которого была экзема, поэтому никто не хотел с ним играть.
Гемма задумалась на минутку. Потом запела:
Цванцик майл бин их гелофнХоб их э штибл онгетрофнБейлебос! Гит мир э штикл бройт;Зет майн понем, ви блейх ун тойт.Их хоб зих гевашн ун гебеншт,Из арайн э хаперменш…Голос сорвался, и она отвернулась к окну.
Слова песни звучали так грубо и страшно, и Бекка побоялась спросить, что они значат. Но Барни оказался посмелее.
– Миссис Штейн, это чепуха или как?
Гемма посмотрела мальчику прямо в глаза:
– Или как.
– Гемма, дорасскажи сказку. – Бекка вдруг ужасно испугалась. – Настоящую сказку.
– Не люблю непонятных сказок, – заявил Барни. – Папа говорит: чего не понял, спрашивай.
Барни и в школе всех донимал вопросами.
– Ну, так что тебе непонятно, Барни? – осведомилась Гемма.
– Что значат эти смешные словечки? Они что-нибудь значат?
Гемма кивнула и снова отвернулась к окошку.
Тут и Бекка осмелела.
– Правда, что это значит? Расскажи!
Гемма вздохнула:
– Это старая песня. Старая песня из старой сказки. Вот что в ней говорится:
Мне еще бежать, бежать и бежать.До родного дома миль двадцать пять.Подайте хлебушка, господин;Я ужасно устал и совсем один.Я уже умылся и молитву прочел,Когда хаперменш меня нашел…– А кто такой хапер… – Барни запнулся.
– …менш? – закончила Бекка.
– Похититель, – отрезала Гемма.
– Похититель? – возмутился Барни. – В «Спящей красавице» нет никаких похитителей!
Гемма сурово взглянула на мальчика.
– Что тебе известно о сказках? Что тебе известно о принцессе Шиповничек?
Под ее испепеляющим взглядом он отвернулся и больше на них не смотрел. До самого дома Гемма не произнесла ни слова.
Глава 16
– Он сказал, что Кульмхоф – один из первых лагерей смерти, – рассказывала Бекка за ужином. Тарелка перед ней стояла нетронутая.
– Ешь, Бекка, – велела мама, хотя сама тоже не притронулась к еде.
– Когда лагерь открылся? – спросил отец.
– В сорок первом, по его словам. У него голос срывался, но, по-моему, не от страха, а от ярости. Он был взбешен. По-настоящему взбешен. И ничего не мог с собой поделать. – Бекка уныло посмотрела на свою полную тарелку. Вообще-то она очень любила мясо в пивном соусе. – Евреи, цыгане – вот кого уничтожали в Кульмхофе.
Доктор Берлин откашлялся.
– Это было так давно. Мы ничего не можем изменить…
– Там была Гемма.
Миссис Берлин обняла дочь. Мамины руки были горячими как огонь. Прожигали насквозь.
– Мистер Гольдман ведь сказал, что ни одна женщина не спаслась, так что Геммы там не было. – Мама перешла почти на шепот.
Бекка не обратила внимания на ее слова.
– Он сказал, Кульмхоф примерно в пятидесяти милях к северо-западу от Лодзи. Это в Польше.
– В Польше… – эхом отозвалась мама.
– Тут у нас большая польская община, – сказал доктор Берлин. – Теперь понятно, почему Гемма выбрала это место.
– Ни одна женщина из Кульмхофа не спаслась, – прошептала Бекка. – Но почему тогда она выбрала жизнь среди поляков, здесь, в Америке, если…