Йозеф вспомнил, как говорил то же самое, когда еще ощущал себя щепкой, плывущей по течению. Его глаза горели от непролитых слез. Он обнял девушку за плечи, другую руку непроизвольно положил Мстителю на плечо. Постарался сделать вид, что так и надо.
– Мы позаботимся о ней, – сказал Йозеф. – Теперь мы – ее семья.
Вот так она и осталась в отряде. Ей нашли ружье, которое она не умела правильно держать, и нож, которым она орудовала, будто разделывала курицу. Девушка была беспечной и бесстрашной, ведь прошлое на нее не давило. Частенько, когда отряд оказывался в самой глубине леса, она начинала вполголоса напевать. Слова песенок она все-таки помнила. Одна колыбельная совершенно очаровала Йозефа. С его способностью к языкам он легко запомнил слова:
– У тебя будет много больших красивых черноглазых сыновей, – сказал ей Йозеф, когда она допела эту песню.
– А ты держись от них подальше, – дерзко ответила она. Взяла его за руку и улыбнулась, чтобы он не обиделся. Как она догадалась? Но спрашивать он не стал.
Отряд решил не возвращаться в Хелмно, это было и бессмысленно, и крайне опасно. Они присоединились к другим партизанам. Рейды, рельсы, склады – снова и снова. Они партизанили в польских лесах больше года: каждые несколько недель возникали ниоткуда, атаковали одну маленькую цель за другой, потом исчезали за деревьями, отступали далеко, в самую глушь. Они потеряли очень мало людей, разве что от гриппа или не столь уж частых приступов отчаяния. Зато многих из этого партизанского отряда удалось тайными путями переправить на свободу.
Однажды Лесовал подошел к Йозефу, чтобы поговорить наедине.
– Мы с Ребе, – начал он не спеша, – побеседовали.
Йозеф ничего на это не ответил, он знал, что это значит, – Ребе говорил, а Лесовал слушал.
– Мы считаем, этого недостаточно. – Он махнул рукой в сторону леса, но Йозеф понимал, что речь не о деревьях. – Рельсы, склады, склады, рельсы, все это хорошо и очень важно. Но после того, что мы видели на том поле, это мелочи. Мы сосчитали. Один год, одна тысяча в день. В Польше не может быть столько евреев!
Йозеф молча кивнул.
– Что ты думаешь предпринять?
Йозеф, конечно, ни о чем таком не думал. Но в голове уже закрутились планы. Можно добраться до Вильно и помочь вытаскивать детей из гетто. Можно присоединиться к подпольщикам, спасающим людей в Кракове, в Лодзи. Но внутренний голос подсказывал ему: «Мы спасли одну, они убили тысячу. Даже одна – это немало». Он вспомнил горький вкус ее губ на его губах. И вдруг, будто в мозгу зажегся свет, – Йозеф понял, что задумали Лесовал и Ребе. Понял, почему Хенрик и его товарищи больше заботились о красивой легенде, чем о собственной жизни. Странно только, что он так поздно до этого додумался.
Он собрал их под большим старым дубом, в стороне от остального отряда. Йозеф прислонился спиной к узловатому стволу, вбирая силу дерева. Лесорубы сгрудились около Лесовала, встали плечом к плечу. Ребе, обхватив себя могучими руками, стоял поодаль. Принцесса и Мститель, прижавшись друг к другу, устроились рядом, ее рыжие волосы, теперь заплетенные в косы, спускались ниже плеч, у него на щеках и подбородке пробивалась золотистая борода.
Йозеф изложил свой план. Простой. Ясный. Смертельный. Он протянул руку.
– Вы со мной?
Они кивали один за другим и пожимали ему руку. Лишь Мститель кусал губы.
– Сначала нам надо кое-что сделать, – сказал он.
– Что? – спокойно поинтересовался Йозеф, но у него похолодело в груди от предчувствия плохих новостей.
Принцесса несмело улыбнулась, прижала руку мальчика к своей груди.
– Мы хотим пожениться.
И они вместе схватили протянутую руку Йозефа.
Через три дня была свадьба. Хупу сделали из палок и листьев, скрепленных вьющимися растениями. Лесорубы, Ребе и Йозеф встали по углам хупы, чтобы вести невесту. Среди партизан нашелся и настоящий раввин, в течение многих месяцев жизни в лесах каким-то чудом сохранивший белый талес с бахромой. Он произнес под хупой положенные слова, как помнил, потому что молитвенника у него не было. Те, у кого не нашлось кипы, покрыли головы самодельными шапочками из коры. Женщин в отряде было немного. Они соорудили себе шали из нижних юбок, а одна даже сплела свадебную вуаль из кисточек талеса.
Невеста получила новое имя: Ева.
– Потому что, – сказал раввин, – ты первая женщина, которая выходит замуж в лесу и потому что Кшенжничка не еврейское имя.
Жених назвал свое настоящее имя – Арон Мандельштейн.
Петь не стали – это было слишком опасно. Но когда раввин объявил их мужем и женой перед лицом Господа и жених поцеловал невесту, осторожно, но со всевозрастающим пылом, по рядам разношерстной лесной компании пробежал шепоток: «Мазл тов». Лесовал объяснил Йозефу, что это значит «желаю счастья».