Я коротко облизнула губы, попробовала заговорить, но не смогла издать ни звука.
Все смотрели на меня.
Когда я попробовал снова, голос прозвучал хрипло. Хорошо.
– Это безумие – дар Аполлона. Мои соболезнования, царь Менелай.
Правитель отложил бычью кость, которую грыз до этого.
– Чему ты соболезнуешь?
– Вы планируете покинуть нас завтра утром, чтобы отправиться на похороны своего дедушки.
Парис тихо вздохнул:
– Ох.
– Тебе кто-то сказал об этом? – спросил меня царь.
Спартанцы, вероятно, тоже не станут мне верить, но я все равно решила попробовать.
– Я вижу будущее. Вы отправитесь в путь на пегом скакуне.
Скорее всего, он уже выбрал себе лошадь, так что это пророчество казалось надежным.
– Я поеду на сером жеребце.
– Утром серый будет кашлять, – и я добавила, чтобы доказать, что мне можно доверять: – На празднестве в честь Аполлона в этом году я был канефорой.
Менелай приподнял бровь и посмотрел на Париса в поисках подтверждения – Париса, которого там не было.
– Тогда ее разум еще не помутился. – Брат взмахнул ножом с насаженным на него кус-ком баранины. Его манеры за столом были ужасны.
– У моих лошадей превосходное здоровье, Кассандра. Твое предсказание ошибочно. – Менелай рассмеялся. – И зачем я трачу время на беседы с умалишенной?
Мой брат засмеялся вместе с ним.
– Это весьма любезно с вашей стороны.
Я его ненавидела.
Что еще я могла сказать? Бесцельно помешивая кашу в своей миске, я мечтала о вдохновении. Хм… Да, это должно прозвучать уместно.
– Почему бы вам не взять с собой жену? Она смягчит ваше горе.
Сработало! Менелай вопросительно посмотрел на Елену.
Она ответила таким тоном, словно муж предложил ей шпильку для волос, а не интересную поездку и удовольствие от его компании:
– Хорошо.
Неужели мы спасены?
13
– А Гермиону мы с собой возьмем? – повернувшись к нам с Парисом, Елена пояснила: – Гермиона – наша дочь.
– Такая же красивая, как и ее мать, – добавил Менелай.
– Гораздо красивее! – на щеках Елены появились ямочки, и она показалась еще очаровательнее, чем прежде.
Интересно, она всегда понимала, насколько она прекрасна?
Менелай ответил на вопрос супруги:
– Дорога слишком опасна для девятилетнего ребенка. Я не стану рисковать ни одной из вас.
Новая неудача. Решив не сдаваться и попробовать другой подход, я спросила:
– Царь Менелай, вы когда-нибудь бывали в Трое? – возможно, он приезжал еще до моего рождения.
Но ответ был отрицательным.
– Наш город прекрасен, особенно его стены. Бог войны любит Трою и поклялся, что никому не одержать над нами победу. Это правда, не так ли, брат?
Знать это ему было неоткуда, а признаваться в незнании – странно и глупо, поэтому он просто кивнул. Я солгала насчет Ареса, но никто ни разу не захватывал наш город, и я надеялась, что царь вспомнит об этом, когда задумается о войне с Троей.
Поскольку меня считали сумасшедшей, я могла говорить все, что заблагорассудится, поэтому продолжила:
– Царь Менелай, ваша жена всегда желает того, чем не обладает. – Мое сердце бешено колотилось, казалось, даже Эвр должен был его услышать. – Разве не так?
Его лицо покраснело. Я была права.
Я не отступала.
– Мой брат – иностранец и
Парис подавился едой, я же едва успела скрыть улыбку.
– И он молод.
Лицо Менелая стало почти багровым, я же поспешила продолжить:
– Безумна я или нет, услышьте мое предупреждение: не оставляйте их наедине. Не уезжайте из Спарты.
Царь подал знак двум служанкам.
– Парис, я восхищаюсь твоим терпением.
Нельзя, чтобы меня выволокли отсюда! Я заметалась между диванами и столиками.
– Будет война!
Служанка потянулась, чтобы схватить меня, но ее рука нашла только воздух. Так просто я не дамся!
– Спартанцы умрут! – кричала я на бегу. – Мой брат – волк, кусающий протянутую ему руку. Он змея! Берегитесь!
Один из гостей мог бы поймать меня, но от удивления так и замер на месте. Мой брат тоже вскочил, чтобы принять участие в погоне, но он не знал, в какую сторону я брошусь в следующий миг.
– Эти слова исходят от бога истины!
Менелай перегнулся через стол и схватил меня за волосы. Ай! Как больно!
Слуги увели меня, я уже не пыталась сопротивляться. С Менелаем я потерпела неудачу.
Уходя, я услышала мягкий голос Елены:
– Уверена, она не желала ничего дурного.
Здесь в женских покоях не было огороженных уголков. Слуги подвели меня к пустой кровати, самой дальней от двора и света, толкнули на нее и встали рядом. От их пальцев на руках остались покрасневшие отпечатки.
Три женщины ткали, еще две устроились на кровати, играя в шашки. На другой кровати сидела девочка, вычесывающая пряжу, и смотрела на меня.
Я попыталась подойти к ней, но мои надзиратели меня удержали. Тогда девочка подошла сама.
– Говорят, боги лишили тебя разума. Что ты чувствовала, когда это произошло?
– Ты – Гермиона, дочь Елены?
– И Менелая.
– Я в своем уме.
– Ты безумна и даже не знаешь об этом.
Мне стало интересно, был ли когда-нибудь взгляд Елены таким же прямым и откровенным, как у ее дочери. Глаза Гермионы были почти такими же большими, как у ее матери, а рот – маленьким, как у отца, с губами цвета темной розы.