— А что ты сделаешь? — насмешливо спросил Катхар. — Что может быть еще хуже?
— Ты думаешь только о себе…
— А у меня здесь нет никого, кроме меня.
На самом деле, у Катхара появилось много друзей среди магов — но всё это было не то. И самым главным его чувством стал вовсе не эгоизм, как думал отец, а злость. Она позволяла двигаться вперед, действовать и не останавливаться.
Катхар справедливо считал, что стал хорош: научился управлять собственной смертоносной магией. Он никому не рассказывал, что вовсе не хотел никого убивать, просто, когда злость заполняла его до краев, то вырывалась смертоносной силой.
Катхар вскидывал голову и скалился, заявляя, что хотел смерти наставников. А потом ночами сжимался от ужаса. Он никому не рассказывал. И постепенно научился управлять магией — как ему говорили, Арден в этом преуспел гораздо быстрее и лучше, он никого не убивал, просто разносил свою комнату, когда злился.
Впрочем, магов всегда больше заботили собственные изыскания, нежели интриги королевского двора или сплетни. Катхар подозревал, поэтому его и отправили именно сюда: достаточно далеко, можно держать в узде и обучать.
И он был примерным учеником. Не знающим жалости, беспечным к чужим чувствам — как и сами маги. Он умело становился оружием и разящим клинком.
Катхар почти ничего не знал о брате. Отец приезжал редко, мать чаще, но она всегда оставалась просто тенью короля, боявшейся сказать слово без его разрешения.
Катхар не хотел быть таким слабым, как мать.
Он думал о том, как вернется во дворец — точнее, задумывался, имеет ли это смысл сейчас, десять лет спустя. Или стоит принять предложение магов и отправиться вместе с ними к северным границам, чтобы изучить какой-то очередной разлом, который вонял магией.
Высшие силы, в которые Катхар не верил, решили всё за него.
Он задыхался ночами и не мог подняться с постели. Дни слились для него в вязкую пелену, он с трудом мог хоть что-то есть и не был уверен, что не бредил. Помнил, что точно приехал отец и беседовал у его кровати с Верховным магом Алаканором. Тот качал головой и отвечал, как всегда, прямолинейно:
— Он умирает. Лекари осмотрели, но не понимают причину.
Отец уехал. А какое-то время спустя Алаканор лично дал Катхару огромное количество бодрящей настойки, и когда тот пришел в себя, сказал:
— Ты возвращаешься во дворец.
Катхар удивился, но не стал спрашивать. И чем ближе они подъезжали, тем лучше ему становилось.
И оставалось время задуматься, что скоро он увидит брата.
Катхар ненавидел церемонии и привычно злился.
Огромный стол, уставленный всевозможными блюдами, многочисленные дворяне, разодетые в яркие ткани. Везде блеск, и люди, и голоса. Привыкший к одним и тем же лицам в Башне магов, Катхар терялся. Пиршество оглушало, и он хотел оказаться где угодно, только подальше от этого зала, сбросить с лица дурацкую церемониальную маску и просто выспаться.
Арден сидел рядом с ним за столом, и его присутствие успокаивало, хотя они так и не успели перекинуться хотя бы парой слов. Кончик хвоста брата иногда касался его собственного или спины, но поговорить нормально они не могли.
И Катхара привычно заполняла злость. Он знал, что с ней делать, понимал, как управлять. Просто злился на то, что приходилось торчать на этом пиршестве, показывая, что принцы-близнецы снова вместе.
Быть как те магические безделушки, которыми уставляли комнату. Для красоты. Посмотрите, как мило.
Катхара это бесило. Как и напыщенный вельможа, который сидел рядом с ним — то ли канцлер, то ли другой важный человек. Катхар совершенно не ориентировался при дворе, но с неизменной насмешкой пытался поддержать разговор.
Пока его окончательно не достало.
В конце концов, сколько можно соблюдать дурацкие правила? Они снова не несли ничего хорошего.
— Я слышал, вы обучались многим вещам, от которых мы во дворце, увы, далеки, — улыбался канцлер.
Катхар гонял по тарелке шарик… да он понятия не имел, чего именно. Он половину блюд не знал и почти ничего не ел. Повернулся к канцлеру и подмигнул:
— Я могу пройти по ветке дерева и ни один лист не дрогнет. Хотите посмотреть?
На лице канцлера отразилось недоумение:
— Ваше высочество, я…
— Поспорим, господин канцлер? Что я смогу пройти от начала до конца стола, не потревожив ни одного блюда.
На лице собеседника расцветало удивление. Катхар хищно улыбался, а потом перехватил взгляд отца — полный ярости. Именно это стало тем последним, что убедило Катхара.
Кинув вилку, он легко запрыгнул сначала на стул, а следом за ним и на стол. Его собственный бокал дрогнул, но Арден успел подхватить.
Разговоры смущенно замерли, а Катхар развел руки в стороны и задорно сказал:
— Так что, спорим, господин канцлер?
Не дожидаясь ответа, Катхар легко пошел вперед, обходя многочисленные блюда, тарелки и бокалы. Его мягкие сапоги ступали бесшумно, а хвост позволял отлично балансировать. Добравшись почти до конца, до большого блюда с вином, Катхар сдернул с лица ненавистную маску и небрежно опустил ее: булькнув, она исчезла в вине.
Крутанувшись на месте, Катхар развел руки в стороны и обернулся на канцлера: