Природа советской власти. Экологическая история Арктики

Как и многие другие так называемые «покорители Севера», Тартаковская восхищалась природой Кольского полуострова как с эстетической, так и с научной точки зрения. Вот как она описывала свой первый взгляд в 1934 году на Монче-тундру со стороны озера Имандра: «Чудесное утро северного лета, гладь озера широко уходила вдаль, сливаясь в туманной дымке с голубизной неба. Одетые в зеленый наряд берега то крутыми мысами вдавались в озеро, то расступались, образуя необъятный простор. Насколько хватало глаз, тянулись горные вершины, кругом – лес, лес. Солнце, не коснувшись горизонта, поднималось, освещая все вокруг. Панорамы, одна прекраснее другой, сменялись, словно сказочной была тишина. Солнце пригревало все больше, начинался хороший день». Высоко оценивая помощь солнца в этой полевой экспедиции, она затем описывает, как эта поездка положила начало дальнейшим поискам и планированию будущей работы по добыче никеля978. Десятилетия спустя, уже на пенсии, она сохраняла свою привязанность к арктическим ландшафтам. Тартаковская писала минерологу Игорю Белькову с просьбой прислать ей акварель, изображающую геологические особенности Хибин. Она объясняла эту просьбу сочетанием горько-сладкой ностальгии с пристрастием к научным изображениям. «Для меня, для сына этот край очень дорог, – писала она, добавляя: ведь с самой молодости моя жизнь связалась с Хибинами счастливо и несчастливо»979.

Тартаковская также вспоминала северную природу во всем ее не покоряющемся присутствии. Некоторые сложности в реализации кольских индустриальных проектов «заключались в суровом характере Севера»980. В одном из эпизодов своих воспоминаний она называла самым тяжелым вопросом предоставление приемлемых условий жизни новым переселенцам, ведь «рабочий приехал к нам не из любви к северному сиянию, а для того, чтобы трудиться и жить в человеческих условиях». Она рассказывала, как один из рабочих не вышел на работу, потому что не смог выбраться из замерзшего и отсыревшего жилья, в котором не мог ни спать, ни отдохнуть981. В своих мемуарах она описывала, как подобные нарушения планов, вызванные кольской природой, вторгались в эксперименты с флотационными реагентами, использовавшимися при обогащении апатита, а также присутствовали в виде катастрофических лавин, обрушивавшихся на Кировск во второй половине 1930‐х годов982. Признавая частые неудачи, Тартаковская сама, кажется, понимала, что завоевание природы было в большей степени желаемой целью, нежели действительным изображением отношения советской власти к окружающей среде, – именно это утверждение и является главным тезисом, который я отстаиваю в данной книге.

В самом деле, власть в СССР существовала в форме ассамбляжа, в котором изменчивые элементы нечеловеческой природы также оказывали влияние на проект построения социалистического общества. Порой они позволяли советской власти проводить экономическую трансформацию Севера – например, никель и апатиты под землей создавали возможность для бурного развития тяжелой промышленности. В других случаях они препятствовали реализации советских амбиций – например, когда олени отказывались оставаться на определенных территориях или когда перепроектированные реки не могли произвести достаточного количества электроэнергии. В каждом из этих и во многих других случаях материальный мир активно участвовал в советском эксперименте. Признание того факта, что материальный мир вовлечен в то, что ранее рассматривалось исключительно как история людей, должно заставить исследователей увидеть ключевые эпизоды советской истории в новом свете.