Читаем Пришелец из Нарбонны полностью

Крохотная улочка Шломо бен Иегуды ибн Габироля внезапно закончилась небольшими белыми постройками. На плоских крышах из желтой черепицы преломлялись первые лучи солнца. Между стенами примкнувших друг к другу домов еще осталась ночная прохлада. Прохожие сновали, будто во мгле.

На хозяйственных дворах слышались голоса слуг, скрипели двери, хлопали оконные ставни.

Люди просыпались, и над баррио снова появилось солнце, начинался еще один день.

Миновав мастерскую кордовского ремесленника, выделывающего тисненую козловую кожу, Эли увидел, как из красивого дома, украшенного каменным порталом и треугольным фронтоном, на котором шла надпись по-гебрайски «Шломо Абу Дархам», выбежал юноша в короткой тунике и узких ноговицах.

— Я услышал конский топот, — начал юноша и внезапно замолчал. — У меня важное дело, — сказал он тихим голосом, — примите мое приглашение, — и он указал на открытые ворота.

— Очень интересно. Но не рано ли для визитов?

— Тебя здесь все знают, и потом — никто уже не спит. Отец приучил нас вставать с первыми лучами солнца. Уже прошло время утренней молитвы. Ему не терпится с тобой познакомиться. Окажи нам честь. Я собирался пойти к раввину дону Бальтазару, чтобы увидеться с тобой…

Эли соскочил с лошади, и юноша помог привязать ее к столбику у входа.

— Я предложил отцу, чтобы он пригласил тебя к нам на Пуримову вечерю или после вечери мы бы сами пошли к раввину дону Бальтазару, но отец считает, что это неудобно. У нас с отцом часто не совпадают мнения, даже до споров доходит, — юноша говорил быстро, темпераментно.

Большое патио было выложено разноцветной плиткой. Посредине высоко взлетала серебристая струя фонтана. Под окнами дома росли кусты жасмина, стена была увита глицинией с сухими гроздьями фиолетовых соцветий. Патио пересекала дорожка, выложенная мраморными плитками и обсаженная рядами подстриженных кипарисов.

Они вошли в темную комнату без окон. Свет проникал из открытых дверей. На зеленом изразцовом полу лежал ковер с изображением львов в красно-желтых тонах. В углу дымило брасеро.

Юноша уселся на постели, скрестив ноги. Эли устроился в высоком узком кресле.

— Самое время сказать, кто ты и как тебя зовут, — начал Эли.

— Меня зовут Санчо Абу Дархам, я сын Шломо Абу Дархама, главы нашей альджамы.

— Ты хотел мне сказать что-то важное. Слушаю тебя внимательно.

— Я бы хотел предложить тебе свою помощь.

— В чем?

— Времени осталось очень мало. Завтра конфирмация Хаиме. Инквизитор обещал прийти, и он должен погибнуть на пороге синагоги.

— Откуда ты это знаешь?

— Я — друг Альваро.

— Ах, вот как.

— Об этом знаем только он и я.

— Думаю, инквизитор в придачу.

— Значит, он может не прийти?

— Вряд ли. Придет, но с охраной фамилиаров.

— Сколько их будет.

— Неизвестно.

— У нас должно быть столько же вооруженных.

— И еще один.

— А сколько уже есть?

— Один.

— Считай, что два.

— Санчо, ты понимаешь, что говоришь?

— Понимаю.

— И ты готов на все?

— Да.

— Знаешь, что тебе грозит?

— Знаю.

— Это верная смерть.

— Знаю.

— И не боишься?

— А ты, Эли?

— У тебя уже была девушка, Санчо?

Лицо Санчо залилось краской.

— Ответь, не стесняйся.

— Да, — ответил Санчо.

— Ты боялся?

— Да.

— И я тоже.

— Правда? — обрадовался Санчо.

— Меня трясло, как в лихорадке. Первый раз.

Они посмеялись.

— Но это разные вещи, — Санчо покачал головой.

— Сила, преодолевающая страх, та же, и она сильнее страха.

— А все-таки это разные вещи. Ты меня не убедишь. Здесь страх перед смертью. Это совсем другой страх.

— «Любовь сильнее смерти…», — знаешь это стихотворение?

— Знаю, но…

— Идешь на попятную?

— Нет, ты не разочаруешься во мне.

— Санчо, нам нужны еще несколько человек. Таких, как ты.

— Времени не хватит… Ведь их надо подготовить.

— Нам не придется драться с конницей и пищалями.

В комнату вбежал мальчик с черной кудрявой головой.

— Это мой брат, Видаль, — сказал Санчо.

— Мы знакомы, — Эли протянул мальчику руку.

— Ты мне ничего не говорил, — обратился Санчо к брату.

— Не говорил, — признался Видаль.

— Примешь меня в свою десятку? — спросил Эли.

Видаль скривил пухлые губы:

— Не издевайтесь надо мной.

— Ты оскорбил Хаиме.

— Я сказал правду, — ответил Видаль.

— Ты повторяешь клевету, а это отравленное оружие врага. И ты ему помогаешь. Что ты об этом думаешь, Санчо?

— Трудно поверить, но…

Санчо замолчал. Прислуга внесла горшок горячего молока, хлеб и сыр.

Они уселись за круглым столом с мраморной столешницей. Вбежала белая, похожая на овцу, собака, а за нею, заслонив собой свет в дверях, показался высокий мужчина.

II

— Здравствуй, мир тебе, гость наш, — прозвучал низкий голос.

— Здравствуй, отец! — оба мальчика подошли и поцеловали мужчине руку.

— Это наш гость, дон Эли из Нарбонны, — сказал Санчо. — Вот, решил зайти к нам.

— Мир тебе, юноша! — Глава альджамы Шломо Абу Дархам поднял руку в приветствии. Был он в утреннем халате тонкого коричневого сукна. — Имя твое стало известным в нашем баррио.

Эли низко поклонился.

Санчо подвинул отцу стул. Дон Шломо Абу Дархам сел. Полы его халата разошлись и приоткрыли квадратный фартук с кистями ритуальных нитей на уголках. Дон Шломо провел ладонью по лицу, обрамленному седой бородкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пирамида

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза