Пришельцы ниоткуда

Она вытянулась, укрылась листьями линглана, оставив голову открытой. Уже взошла рыжеватая луна Нерата, и в ее свете лицо Анны казалось бледным и осунувшимся.

«Как она, должно быть, исстрадалась, — подумал Акки. — Она, воспитанная в варварской, но реальной роскоши двора Берандии, а теперь вставшая на путь изгнания, полумертвая от голода и бессонницы, но по-прежнему неукротимая!»

— О чем вы думаете? — спросила Анна. — О тех мерах, которые следует предпринять?

— Я думаю, что мне редко приходилось встречать таких смелых людей, как вы.

— Хо! Смелость! В нынешних обстоятельствах это практически ничего не стоящий товар! Как мне поможет смелость против ваших звездолетов?

— Я полагал, что после полета на Лоону вы уже перестали считать меня врагом, Анна. В тот вечер, что предшествовал трагическому банкету, вы даже просили меня стать вашим союзником. Вы уже забыли?

— Конечно нет! Как я могла это забыть, я, которая дважды обязана вам своей свободой? Но можете ли вы забыть, что вы — координатор? Разрешить сложившуюся в Берандии ситуацию с минимум слез? Мне кажется, их и так уже немало пролилось вместе с кровью!

— Ни вашей, ни моей вины в этом нет!

— В этом есть и ваша вина, и моя, Акки. Ваша — потому, что своим прибытием вы все ускорили. Моя — потому, что я собственноручно сплела сеть, в которую сама же и попалась! Неталь лишь исполнил мои замыслы!

— По крайней мере, вы сумели отказаться от своих планов завоеваний. Я не знаю, что нам готовит будущее, но обещаю вам: если окончательное решение заставит вас покинуть эту планету, я найду для вас и вашего народа еще более прекрасный мир, который станет вашим навсегда. Тот же самый закон, который вас изгоняет, вас и защитит.

— Это будет мир моих детей, но он никогда не будет моим!

— У меня тоже нет своего мира. У меня их сотни, и ни одного. С тех пор как мне исполнилось восемь лет, я, наверное, не провел на своей родной планете и трех.

— Как же познать счастье, если нас лишают корней?

— Разве счастье настолько важно? О! Понимаю! Вы думаете: «Ему-то об этом говорить легко!» Вы думаете, что я могу улететь на ту планету, где я родился, когда мне захочется. Возможно. Но неужели Новатерра — моя родина больше, чем Элла, где я провел десять лет, или чем Арбор, где я тоже жил долго, или чем Дзеи, где я был принят и встретил кровного брата, который стал для меня братом настоящим и которого я, вероятно, никогда уже не увижу, или чем десятки других планет, где я терял дни моей жизни? Вы никогда — что и не удивительно — не присутствовали на собрании Большого Совета Союза. Прежде, во времена моего земного предка, там был один делегат от каждой планеты, теперь же этих планет стало так много, что прилетает по одному делегату от каждой конфедерации. Так вот, в огромном дворце собирается более шести тысяч посланцев, представляющих более пятидесяти тысяч цивилизаций. Даже если я всю свою жизнь проведу, перелетая с одной планеты на другую, я так и не смогу посетить их все. И однако же, в каком-то смысле, все эти миры — тоже моя родина!

— Я вас понимаю, Акки. Но я-то всегда знала только одну планету, и я, вероятно, буду ее лишена за чужие грехи!

— Кто знает, что нас ждет впереди? Но теперь поспите. Завтрашний день будет тяжелым.

Он выдался адским. В свете зари и справа, и слева, насколько хватало глаз, мерцало болото. Их сон нарушался мириадами жалящих насекомых и отдаленным ревом голодных хищников. Акки вызвал Хассила. Ремонт гравилета продвигался медленно. Индикатор направления показывал, что поврежденный гравилет находится по другую сторону болота, все еще очень далеко.

Они пошли влево, пытаясь уйти таким образом от возможного преследования. Даже на довольно-таки большом расстоянии от болота почва была пористой и зыбкой, и они дважды едва не увязли. К середине дня они вспугнули в чаще сприеля, и Акки поразил его лучом фульгуратора, прежде чем зверь успел наброситься на них. Только тогда он с задумчивым видом осмотрел фульгуратор. Заряд подходил к концу, и оставалось всего тридцать секунд возможного использования его на полную мощность. А идти становилось все труднее из-за мягкой, зыбкой почвы, в которой увязали ноги, бесконечных насекомых и лиан, которые приходилось срубать, чтобы пробить себе проход. Трижды они были вынуждены обходить заводи — коварные выбросы болота.