Присягнувшая Черепу

В конце концов она, как видно, успокоилась и двинулась к юго-востоку почти прямой дорогой, которая вывела ее в Старую гавань. С тех пор как та гавань была сердцем города, прошли века. Ее глубокая бухта когда-то вмещала большие океанские суда, доставлявшие товар от самого Изгиба и из Антеры. Но Домбанг, разрастаясь, принимал все больше судов, бухта стала для них тесна. После того как Анхо Плешивый гигантскими усилиями выкопал и расчистил Новую гавань, Старая осталась без применения. Склады сначала прогнили, а там и обрушились. Поврежденные бурями корабли, брошенные нерадивыми владельцами у причалов, осели со временем в накопившийся ил. Зрелище вышло невиданное. Огромная круглая илистая отмель, рассеченная узкими протоками и размеченная корпусами осевших судов.

Лодка, за которой мы следили, и еще одна, похожая видом и цветом, были причалены к корпусу огромной шхуны. Три из четырех ее мачт обломились или были срублены. Оставшаяся колола брюхо ночного неба, и обрывки сгнившего такелажа лениво покачивались на ветру. Я различила поблекшую позолоту надписи на борту: «Рев Хекета». С фальшборта дряхлого судна свисала новенькая лестница, и над ней стояли двое вахтенных. В лунном свете я различила очертания арбалетов, выпуклости доспехов и мечи в ножнах, а лиц видно не было.

– Люди Квен, – тихо обронил Рук и, повернув меня за плечо, указал, куда смотреть.

Мы с ним стояли в полусотне шагов, за грудой пропитавшихся водой корней и сучьев, принесенных Ширваном с севера: чистильщики каналов сваливали их на отмели, чтобы потом сжечь. У меня после погони ныли бедра и криком кричали отвыкшие от плавания плечи. В то же время я вся горела в темноте – гонка меня согрела и взбодрила. Не знаю уж, от чего колотилось сердце – от усталости или от мимолетного прикосновения Рука. Возможно, от всего разом. Так или иначе, мне было приятно стоять с ним рядом, охотиться вместе. Удивительно, как быстро вернулась прежняя близость. Выходя из Рашшамбара, я на такое не смела и надеяться.

«Только любовь ли это?» – задумалась я, скользнув взглядом по его лучащейся лунными отблесками коже.

– Ты куда смотришь? – сощурился он.

Чтобы вернуть мысли к делу, я стерла с его плеча расплывшуюся кляксу крови – мы оба были все в мелких ссадинах и порезах.

– Просто проверяю, не рухнешь ли ты мне на руки. Уж очень крепко ты бился о двери.

– У дверей арбалетов не было. – Он снова указал мне на корабль. – А у этих есть.

– Где же госпожа Квен?

– Полагаю, внизу. В трюме. – Он покачал головой. – Сучья работенка ее выслеживать.

Я задумчиво кивнула, изучая место действия. Подойти к судну можно было либо по илистой отмели, либо по каналу. Полная луна заливала плоскую равнину серебром. Если подбираться по ней, можно уж заодно зажечь фонарь и забить в барабан. Незаметно не подкрадешься.

– А с той стороны? – спросила я.

– Она не дура. Там тоже кого-нибудь поставила.

– Придется вплавь. – Я кивнула на завал бревен. – За последним поворотом должно быть не меньше. Стянем в воду несколько веток, и можно будет за ними укрыться.

– Слишком опасно, – отозвался Рук, – но, если мы подберемся с этой стороны, можно будет перерезать швартовы лодок, устроить переполох. Попробуем сманить их вниз, пусть спустятся по трапу. Нас укроет тень, а у тех ублюдков не лучшая позиция.

Надо сказать, «те ублюдки» за все это время ни разу не шевельнулись. Не перекинулись словом, не прошлись по палубе, не присели.

– Досадная бдительность, – заметила я. – Отвлечь их будет непросто.

– Если видишь другой способ пробраться в трюм, я тебя слушаю.

Я в задумчивости побарабанила пальцами по рукоятям ножей на бедрах. И улыбнулась:

– Полезай-ка в воду.

Все сводилось к углу наклона и крепости досок.

Окажись борт слишком отвесным или слишком прочным, я бы не сумела вогнать ножи достаточно глубоко. А прогнившие доски не удержали бы моего веса, а уж тем более Рука. Изгиб борта скрывал нас от часовых наверху, но я все равно не спешила: попробовала несколько точек, прежде чем выбрать щель рассевшейся обшивки. Под моим весом доски прогнулись, но выдержали. Осторожно достав следующий нож, я оперлась на вбитый первым и, до пояса подтянувшись из воды, загнала клинок так высоко, как только могла дотянуться. Дальше пошло легче: поставить ногу на первый нож, выпрямиться, вытянуть третий из чехла на поясе и забить его еще на половину моего роста выше.

Братья и сестры в Рашшамбаре, бывало, поддразнивали меня за то, что таскаю с собой столько оружия: «Добро отдавать людей богу, Пирр, но не всех же сразу!» А я считала, что четыре ножа – в самый раз: один на виду, на поясе, два на бедрах и один в рукаве, пристегнут к предплечью.

После той ночи, когда мы с Руком ползли по корабельному корпусу, я поклялась заказать себе еще, и побольше, дайте только вернуться в Рашшамбар.