– Наверху еще трое, – бросил Рук и нырнул прямо в люк, не коснувшись ступеней трапа.
Под ногами у меня сдавленно выбранилась госпожа Квен и взвыл жрец, но взглянуть вниз я не успела, потому что из верхнего люка прыгнули часовые. Первый приземлился мне чуть не на голову, но справиться с этими, ослепшими в темноте, было еще проще, чем с двумя первыми. Подрезая им жилы, я напоминала себе, что они тоже участники жертвоприношения. Пленники и на их совести.
Кто-то мог бы удивиться, что почитательница Ананшаэля возражает против таких жертвоприношений. Разве я сама занималась в Домбанге не тем, что передавала мужчин и женщин в ловкие руки моего бога? Люди так страшатся смерти, что одно у них сливается с другим. Страх и смерть представляются им сторонами одной монеты. Мало кто способен вообразить несомое Ананшаэлем небытие без страха.
Между тем страх почти так же ненавистен моему богу, как боль. То и другое противоположно покою, который он дарит людям. Дороже всего ему та жертва, что умерла, не почувствовав клинка в теле. Домбангские же жертвоприношения совсем другого сорта. В Домбанге считается необходимым ужас жертвы. Жертва должна бороться, отбиваться, погружаться в пучину страха – по возможности, не один день – и только потом умереть. При других обстоятельствах я рада была бы положить конец всем страданиям, но, связанная правилами Испытания, могла только разменять мучения жертв на мучения охранников.
Сейчас эти пятеро бились на палубе и ревели, как бешеные быки, не в силах встать на ноги. Один дотянулся до моей лодыжки, но я им и руки покалечила, так что его пальцы только бессильно скользнули по коже. Он ошалело уставился на свою ладонь, и с его губ сорвался рваный стон. Я отвернулась от тошнотворного зрелища и прыгнула в люк, к Руку.
Он уже разделался с Аспид – одним коротким ударом перебил шею, а жреца с госпожой Квен загнал в дальний угол.
Квен устремила на него полный презрения взгляд.
– А, – проговорила она, – изменник снова явился предать свой народ.
Рук указал на лежащих:
– Не спросить ли этих, кто предал их?
– Болотный сор, – фыркнула Квен. – Трое спились бы до смерти до конца года, а остальные и так умирали с голоду.
– И верно, – заметил Рук. – Великая жертва вашим мифическим богам.
Жрец вытянулся в полный рост:
– Трое – не миф, и они поглотят тебя! Мы скормим тебя змее и буре. Отдадим реке твою кровь.
– На самом деле, – перебил его Рук, – мы поступим иначе. Благопристойно отдадим вас под суд. У нас хватит свидетелей, которые охотно дадут показания публично.
Он кивнул на связанных пленников.
– Потом, выжав из вас секреты и имена участников вашего маленького заговора… – Рук пожал плечами. – Не поручусь, что Интарра – не миф, но уверен, что огонь вполне реален.
– Богохульник! – прискуливая, зашипел жрец. – Богиня поглотит тебя. Она восстанет. Она восстанет, и ее палачи с ней рядом.
– Эту песню… – возразил Рук, – я слышал и в прошлый раз, когда ваши приспешники марали стены краской. Может, вспомнишь, что из этого вышло?
– Все так, как было в начале времен, – оскалился жрец. – Кажется, будто вода отступает. Враг осмелел, он вторгается, но его накроет праведный потоп.
– Жаль, вы этого уже не увидите. – Рук обратил ко мне взгляд, острый, как осколки нефрита. – Убей его.
Я напряглась:
– А как насчет выжать секреты, отдать его Интарре и тому подобное?
– Мне нужны ее секреты. – Рук кивнул на Квен. – За этим болваном мы следим не первый месяц. Я узнал о нем все, что требовалось.
– Так зачем его убивать?
– Затем, что я еще не знаю всего, что мне требуется, о тебе. – Он склонил голову к плечу. – Скажем так: убив его, ты еще раз подтвердишь, что мы действительно на одной стороне.
– Не уверена, – ответила я, отчаянно высматривая лазейку или обходной путь. – Для мятежников он опасней пленником в твоих руках, чем в виде трупа. Пока жив, он всегда может еще что-нибудь выдать.
– Ты, разумеется, права, – согласился Рук и добавил, прищурившись: – Однако все еще тянешь время.
В груди у меня что-то сжалось, перекрыв дыхание.
Рук указал на каплющую с моих клинков кровь.
Туда же смотрел и жрец и вдруг оторвал взгляд.
– Что бы вы ни сделали со мной, – прорычал он, – они вас достанут. Трое заберут вас!
И я увидела лазейку:
– Что это за гребаная троица, о которой ты тут талдычишь?
Квен разглядывала меня, как хищник разглядывает кусок мяса.
– Кеттрал, – негромко проговорила она. – Так, значит, империя прислала к нам самых бешеных своих псов.
– Вообще-то, птиц, – покосившись на нее, поправила я. – Основатель нашего ордена подумывал оседлать псов, но предпочел чудовищных коршунов-людоедов.
Жрец, в пылу негодования или в ужасе, казалось, не услышал этого короткого разговора.
– Синн, – отчеканил он наконец, как произносят проклятие или заклинание. – Ханг Лок. Кем Анх. Они отомстят за меня. Отомстят за падение и угнетение Домбанга. Сейчас ты можешь перерезать мне горло, но…
Имена еще не просохли у него на языке, и не было нужды слушать дальше. Я небрежным движением полоснула его по горлу; пока он падал, вытерла нож о бедро, а памятью отдалась темному течению прошлого.