Прислужник своего «Естества»

— Да вот очень хотел бы ознакомиться. Чтоб знать. Через что вам пришлось пройти. И какие законы принять, и традиции поведения ввести в своё однополое Общество, чтоб не сбрендить. И не поубивать друг друга! Какие, например, революции у вас случались?

— Хм-м… Ну, если честно, о них нам рассказывали не слишком подробно. Но основных было — не меньше пяти! Плюс ещё бунты и восстания на местах… Но после как раз первых пяти — наши законы и Конституция менялись кардинально!

— И как же это?

— Ну… В сторону развития демократии, и улучшения соблюдения Прав Человека!

Андрей не смог сдержать смеха. Ему пришлось даже приостановиться, не дойдя десятка шагов до пирса, и согнуться в три погибели — его так и трясло.

— Не вижу ничего смешного! — Элизабет, снова прикусившая губу, вспыхнула, а в голосе звучала обида.

— Точно! — Андрей, смахнув набежавшую слезу, выпрямился. — Прости. Смешного, вот именно, ничего нет. Особенно, если вспомнить мой личный опыт. Мою «историю». И учесть, что самый свирепый жандарм народов, эти чёртовы США, который при мне пытался диктовать свою волю Правительствам всех стран, что послабее, и не имели возможности ответить ядерным ударом, выдвигал именно такие лозунги!

«Усиление» и «развитие» демократии! Соблюдение «прав человека»!..

После чего в стране провоцировалась и проплачивалась оранжевая революция, и власть переходила в лапы радикалов. Попиравших эту самую демократию, и разваливавших экономику страны. И страна становилась зависима от… Внешнего управления!

А вот противники США — всеми способами помогали законному Правительству подвергшихся «демократизации» стран: подавить эти оранжевые революции. Иногда это удавалось. Но США, владея девяноста процентами всех денег мира, не сдавались!.. И организовывали новые бунты — «для защиты прав человека!»

И к чему это привело? Вот именно. К напряжённому политическому противостоянию на первых порах. И глобальному и открытому военному конфликту в итоге! Где сильные и экономически продвинутые страны, вооружившись атомными и водородными бомбами, и «гуманным» бактериологическим оружием, дружно «несли мир всему миру!» Да так, что человечество исчезло…

Но довольно об абстрактном. Меня просто поразило, как История повторяется… пусть и в виде пародии!

К делу. Мы прибыли. Вот теперь, девочки, будьте настороже. Я попробую пройти по мосткам, и залезу в люк рубки. Для начала — ближайшей, хоть она и не самая большая.

— А нам что в это время делать?

— А вам, Жаклин, нужно будет стоять здесь. Вот здесь и здесь. — Андрей расставил женщин на пирсе, у носа и кормы лодки, шагах в сорока друг от друга, — И бдить изо всех сил вокруг! Мне совсем не улыбается, чтоб пока я буду лазать по трюмам и ворошить старьё, какая-нибудь подводная тварь, типа осьминога, забралась на корпус, и полезла внутрь — за мной! И сожрала! Задача ясна?

— Так точно, командир! А что — здесь водятся осьминоги? В Антарктике?

Андрей хохотнул:

— Нет. Для них тут слишком холодно — у них же кровь не на гемоглобине, а на гемоциане. То есть, они — жители тёплых морей. Но! Дело в принципе. Мне очень не хотелось бы, чтоб мой тыл оставался неприкрытым, пока я буду фактически слеп, глух, и беззащитен там, внутри. Да, граната не взорвалась. Но это не значит, что наши преследовательницы не поступили хитрее. То есть — не полезли напролом, с фронта: в дверь, а просто обошли нашу Базу — с флангов! Поэтому — смотрите в оба!

— Ага, поняли.

— Есть, командир!

Андрей подумал, что маловато, конечно, в его «подчинённых» серьёзности и реального подхода к оценке ситуации. Но с этим пока придётся смириться. Не давать же ему им — по наряду вне очереди! За расхлябанность и легкомыслие… Но налобные фонари у обеих горят нормально, а на белой поверхности оставшегося позади пологого спуска всё равно спрятаться негде — враги незамеченными не подберутся! Тем более, что, как сказала Магда, маскхалатов белого цвета на складах Андропризона всё равно нет.

Мостки скрипели и тряслись, но его вес выдержали. Андрей с подозрением оглянулся на них, перейдя на палубу. Металл, конечно… Но за пятьсот-то лет — любой, даже находившийся без нагрузки, и хорошо прокрашенный, металл — устаёт.

На рубку поднялся по трапу с маленькими скобами-ступеньками, с тыла. В люк светил примерно с минуту. Но ничего подозрительного не заметил. И не унюхал. За эти годы выветрился даже неубиваемый запах солярки…

Зато остался налёт запаха тлена и запустения. Ну, и вездесущей пыли.

Спуск прошёл нормально. Внутренний трап оказался всё же поудобней наружного. Но рубка декором или обилием полезных предметов не поразила.

Всё, что можно было отсюда снять, скрутить и вынести, даже оголовок перископа — сняли, скрутили и вынесли. И сейчас он озирался, видя практически лишь голые переборки, и мощные кольца-фермы, придающие корпусу жёсткость. Пульты, рычаги, механизмы, кресла, имелись явно — вон там, там, и там… Но сейчас от них остались только посадочные места.

Он нырнул в люк, отделявший рубку от первого отсека в сторону носа.

Пусто.

В следующий.

Пусто.

И в последний.