Прислужник своего «Естества»

— Отослать спать и Анну. (Вот: чашку с её порцией нужно оставить тут, на кухне!) Нечего ей при этой «принципиальной» идиотке дежурить. Травмы у неё не слишком серьёзны. И внутренние органы не повреждены — били только по ногам и щекам. Что само по себе говорит о желании действительно — оставить доктора в живых, и не испортить ей основные рабочие органы. То есть — руки.

— Ага. Ну, пошли. Я — с тобой?

— Да, Магда. Вначале у нас — ещё дело. Отнесём одну среднюю кастрюлю с макаронами — нашим бравым воякам. А другую, побольше — вниз, в подвал. А, да. И ложки. Идём. — он кивнул, — Поделим то, что наша повариха наварила. А молодец, кстати.

— А тарелки девочкам? Или чашки? Или хотя бы — миски?

— Вот уж — фиг им. Обойдутся так. Будут черпать прямо из кастрюль!

Теперь вы, девочки, — он повернулся, — Жаклин, Элизабет. Вы уже выбрали нам большую каюту? На нас пятерых?

— Да, Господин! Номер Ди — пятьдесят пять.

— А без подколок можно? — он невольно поморщился, поскольку считал такое к себе обращение со стороны Элизабет — неуместным.

— Можно, конечно. Но это будет не так интересно. И весело. Да и в гаремах, насколько помню, именно так и обращались жёны к своему повелителю-султану?

— Да. Хм. Смотрю, у вас всё ещё в ходу кое-какие книги и сериалы из прошлого?

— Нет. Все старые книги, особенно художественные, — уничтожены! Поскольку там упоминались мужчины. И описывалось то «неземное» наслаждение, которое они дарили — особенно в мелодрамах. Так что наше руководство посчитало их — опасными. И запретило. И сожгло в печах. Остались только справочники. И учебники.

Андрей почесал в затылке. Вот! Когда Гитлер сжигал книги неугодных писателей — это было по-крайней мере понятно. Но тут… Опасаться даже «описанных» наслаждений?!

Надо же. Рэй Бредбери со своим «451 по Фаренгейту» — зрил в корень…

Вслух он сказал:

— Я понял. Ну да и ладно, фиг с ними, с книгами. Зато, смотрю, легенды и слухи всё же как-то передаются из поколения в поколение. Изустные, так сказать, предания. Ладно.

А сейчас отправляйтесь-ка вы двое тоже — на боковую. Остальных «девочек», сидящих сейчас по камерам и подвалам, мы накормим уж сами. Как и планируем делать теперь — каждый день. Раз в день.

Вопросы?

— Только один. Мы когда займёмся нашим «удовлетворением»?

Андрей подкатил глаза к потолку неизвестно уж в какой раз за сегодня:

— Элизабет! Я тебя умоляю. Давай поговорим об этом завтра! А то у меня сейчас голова занята предстоящей кормёжкой. И переговорами.

Которые надо будет вести всего через каких-то четыре часа!

И уж постараться не ударить в грязь лицом!

— А-а! Согласна. Это в данном случае — важней. Ну, чао! Мы — на боковую!

Когда его девочки ушли, Андрей обречённо вздохнул. Магда подошла. Подставила плечо, положив на него его руку:

— Не вздыхайте так тяжко, мой господин! Уж я-то понимаю ваше состояние! И знаю, чего стоят чёртовы переговоры! Я же всё видела и слышала.

Наш знаменитый «героический» санный переход — ерунда! По сравнению с этим.

— Спасибо, Магда. — он благодарно взглянул на неё, — Твоя правда. Что бы вы про нас, мужчин, не думали, мы — вовсе не двужильные. А просто немного более выносливые. Ну и, понятное дело — сильные. Но поспать бы всё же не помешало. А то мозги будут не такими свежими. И хорошо и быстро соображающими!

Ладно. Сейчас я включу чёртов посудомоечный агрегат. (Как это он у вас до сих пор жив!) И мы пойдём всё же отнесём кастрюли с ложками. А потом ещё посмотрим, как там дела у Анны с докторшей.

Кастрюли разнесли и раздали, как ни странно, без происшествий. Никто ни напасть, ни «коварно» испариться из мест содержания не попытался. Андрей помалкивал, а настороженно глядевшие заключённые не пытались его больше ни о чём спрашивать.

Не созрели, стало быть. Ну-ну.

У Анны тоже всё было в порядке. Развалившись на второй койке, имевшейся в изоляторе при госпитале, она мирно спала. Посапывала, правда, потихоньку.

Зато доктор Джонс маялась.

Попивая из трубочки, которой её рот был соединён с бутылкой с водой, она и постанывала, и вздыхала, всхлипывала, и что-то ворчала: похоже, ругалась.

Андрей не спеша «вплыл», бесшумно ступая по палацу, в изолятор, понаблюдав с порога за женщинами с полминуты.

Поскольку теперь он попал — даже в явно сузившееся поле зрения докторши, звуки, производимые ей, немедленно прекратились. Андрей сказал:

— Как ваши зубы, доктор?

Доктор, сделав усилие, вынула левой рукой трубочку изо рта:

— Лучше, чем я думала. — слова вполне можно было разобрать, хотя голос звучал и глуховато, — Все на месте. Только вот — шатаются сильно. Эти твари точно знали, сколько пощёчин и затрещин я смогу вынести!

— Больно было?

— Не так больно, как унизительно! И этих подлых тварей я лечила тридцать лет!

— Ну, положим, не тридцать, а только пять. В Андропризон вы завербовались именно тогда.

— Верно. Читали моё личное досье?

— Нет. Анна рассказала. — Андрей, кивнув в сторону спящей, говорил вполголоса, чтоб не разбудить свою вторую любимую жену.