Пристрелочник

Ещё: женщина клянётся только в церкви - в верности мужу. Я же требовал гражданской, государственной присяги и от женщин. Ибо множество из них приходило ко мне без мужей.

Всего лишь словами новыми да ритуалами непривычными возвышал я свой народ, свой город, отделяя его от прочих, привлекая всё новых и новых людей. Не куском хлеба, не златом-серебром, но - честью, уважением. Или, ежели кому нравится - новым ярмом, обязанностью.

Древним, но для Святой Руси неслыханным словом - "сограждане".

Волга вынесла нас к Стрелке, ребята подтянули трофейные ушкуи к остаткам пристани. Ивашко, так и ходивший по жаре в боевом прикиде, осмотрел, обнял и обругал:

-- Да что ж ты не притащил никого? Они тут - набезобразничали, теперь заново делать. Вот и отработали бы свою мерзопакостность.

Уже за спиной услыхал его довольный, не скрывающий удовлетворения, голос:

-- Чего вылупились-то? Воевода сходил, судил, казнил. Трое против сорока? А у нас завсегда так. Ежели чего серьёзного - может и меня в помощь позвать. Но такое редко бывает. Два ушкуя барахла с верхом приволок? А как ты хотел? У нас завсегда так. Кто к нам со злом - от того мы с добром. С евойным. Хватит болтать - солнце высоко, работать пошли.

На ушкуях Николай хлопотал как наседка над яйцами, отгоняя посторонних, пытаясь одновременно и разобрать хабар, и составить перечень, и рассовать по местам хранения, и оценить ущерб:

-- О! Наше! А это что...? А! Теперь и это наше! Мужики, ну нельзя ж так! Ну нешто в другую сторону хрип рвать нельзя было?! Весь тюк кровищей залили!

А я вытащил из ушкуя приметную, потёртую уже, но видно - богатую шубу. Подарок князя Муромского. Подошёл к посланцу Живчика:

-- Ты мне давеча выговаривал, что я княжий подарок не сберёг. Вот про эту шубу речь вёл?

"Илья Муромец" смотрел мрачно: признавать свою неправоту никому не интересно. Но мне и не надо.

-- Князю перескажешь от меня благодарность великую. За доброту, за приязнь. За шубу его тёплую. Велели мне князья русские Волгу от разбойников вычистить. Вот - сорок шишей уже в речке лежат, раков кормят. А уходить-то не спеши - мне ж отдариться надо. Утром пойдёшь.

Утром "подарун" с сопровождающими отправились вверх по Оке. Захваченный у ушкуйников хабар позволил подобрать достойные подарки. Нет, не самому князю - тот и так из похода упакованным вернулся. А вот кое-какие мальчиковые вещички для его сыновей и дорогие платья для его жены...

Глава 357

***

Мальчишки у Живчика ещё маленькие. Но озаботиться заранее добрым их к себе отношением - необходимо. Старший вырастет в такого... князя! К нему, точнее - к его жене, крылатый змей огненный в опочивальню влетать будет! И сексом заниматься! В образе самого князя!

Лихой, видать, мужик был. Если остальные - разницы не замечали. А жена знала, но... помалкивала. Призналась только под давлением неопровержимых улик.

А младший и вовсе - святой. Сыскал меч чудесный, срубил голову огненному змею, дважды переболел проказой, женился на дочке бортника-древолаза... Да ещё, уже после смерти, сам из гроба выбирался и к супруге в гроб, в другую церковь за десяток вёрст, перескакивал. Причт эти посмертные прогулки пресечь не сумел - так и похоронили: в двуспальном гробу каменном с тонкой перегородкой. Что для православия - случай беспрецедентный.

Ну, "Повесть о Петре и Февронии Муромских"! Это ж все знают! Им же ещё в 21 веке по российским городам памятники ставят!

Массовое тиражирование скульптурных изображений православных святых не имеет прецедента в истории. Что весьма типично: эта парочка вся... беспрецедентная.

Матушка этих двух мальчишек, жена Живчика... тоже явление редкое. Немка из Брауншвейга.

Эта ветвь рюриковичей и начинается с маленького мальчика, рождённого Одой - расстриженной монахиней из монастыря в Ринтельне, которую её мать выкупила у монахов в обмен на имение Штедедорф около Хеслинге.

Самого мальчика, не достающего ещё до пояса своим сводным братьям, и его маму, с недовольно поджатыми губами, можно видеть на миниатюре из "Изборника 1073 года".

Прабабка Живчика была дама лихая: после смерти русского мужа Ода вместе с сыном Ярославом бежала на родину. Она унаследовала от мужа большие сокровища, но не смогла вывезти все и большую часть спрятала. Позднее, вернувшись на Русь, её сын их нашёл. С чего, собственно говоря, рязанско-муромские князья и развелись. И ста лет не прошло.