Приступ

Лёгкий треск. Он, видимо, подобрал ноги или оступился, стрела, пробившая его насквозь и зацепившаяся за край люка, не выдержала. Визжащая, брызжущая слюнями и кровью, туша рушится вниз.

Следом туда же рушится следующая туша. Моя.

Нет, я, конечно, хотел по науке. Типа: бравый морячок с мостика гуляет. Спиной к ступенькам, не держась за перильца. С пыланием смелости в груди и блистанием клинка в руке.

Мелочь мелкая: в человеке много крови. И она очень быстро вытекает. На ступеньки, например. И тут я… Как в Баден-Баденских пещерах: «А нам — наплевать! Вать, вать, вать…».

Пересчитав копчиком ступеньки, я очень удачно отвалился в сторону, улёгся на бок, подпершись локоточком, и призадумался. И чего это я сюда так рвался? И чем мы теперь заниматься будем?

Увы, элегичность и созерцательность были весьма кратковременны: следом сверзился Сухан. Зомбо-навыки он не утратил: остался на ногах. Топор из левой ушёл в лоб мужичку стоявшему прямо впереди, в глубине помещения, а палаш в правой — в грудь чудака слева. Мне осталось только катнуться на колено вправо и дотянуться клинком до объёмистого пуза в розовой, выцветшей от многочисленных стирок, рубахе, выпирающего между полами расстёгнутого тегиляя.

Брюхатый мужик, весьма удивлённо рассматривающий меня, невесть откуда взявшегося и вольготно разлёгшегося по полу их караулки, ещё более удивлённо произнёс:

— Уйё-ё… — и, ухватившись за живот, согнулся и отшагнул. Так, что я, пытаясь загнать ему клинок поглубже, был вынужден тянуться. И снова лёг на пол. Носом в доски.

Тут по моим икроножным протопали… лошади. В смысле: Брусила с бойцами. Я в очередной раз порадовался, что сапоги без шпор и подков. Перевернулся, получил собственным незастёгнутым намордником по мордасам, сел на задницу и огляделся.

Ну, типа, всё: стоячих ворогов не осталось. Бойцы дорезают раненных. Сколько их тут? Шесть? Семь? А, нет — восемь. Помещение разделено на две части поперечной перегородкой с дверью. На её пороге лежит чудак, которому Сухан в самом начале топор в лобешник засандалил. Теперь пошёл вынимать. Вдруг замер, прислушиваясь. И метнул в темноту неосвещённой соседней половины. Стрельба «томагавками» на звук. Полёт нормальный, попадание — тоже. Оттуда раздался «хряп» по грубой материи, грубое слово по матери. И предсмертный вой.

— Воевода, двое для разговора.

Один — мой клиент, «розовое брюхо». Подхожу, присаживаюсь на корточки.

— Поговорим?

— Чтоб вы все сдохли! Гореть вам в гиене огненной…

Палаш — в руке. Укол снизу под бороду. Волна горячий крови из горла мгновенно заливает клинок по гарду. Еле успел отдёрнуть. Сверх-свежий мертвяк сползает вдоль стены на бок. Старательно вытираю сталь оттопырившейся полой тегиляя покойного. Ну хоть какая-то польза от него должна быть?

Не вставая с корточек, поворачиваюсь к молодому парню у стенке в двух шагах. Глаза у персонажа по кулаку, держится за левый бок. Под пальцами уже кровавое пятно.

— Поговорим?

Парень судорожно сглатывает, нервно кивает. Открывает рот и оттуда вдруг потоком хлещет кровь. Пытается что-то сказать, закашливается. Глаза закатывается. Новый выплеск ему на грудь. Ещё один. Голова опускается, тело сперва медленно, потом быстрее съезжает. По той же стенке, что и предыдущий, но в другую сторону.

Валет. Червей. В смысле: для могильных червячков.

Не поговорили. Жаль.

— Терпила. Стрелки остаются на стене. Не высовываться, не маячить. Смотреть по заборолу. При появлении патрулей — истребить. По возможности — не поднимая шума и света. Пантелейка…

В комнате два стола. С одного опрокидываю столешницу. Да, то, что надо.

— Одну крестовину обмотать тряпьём, залить… кувшинчик с маслом есть? За стенкой должна быть смола. Топить — нет времени. Наковырять и примотать в тряпье. Вытащить на стену, высунуть обмотанной стороной наружу. Понял? А мы вниз. Брёвна таскать.

Третьего дня я был уверен, что самое тяжёлое — собраться с духом и влезть в ту памятную полуразрушенную печку. А оказывается, куда труднее не навернутся, сбегая с уровня пятого этажа по крутой деревянной лестнице со склизкими от сырости ступеньками.

Гарнизоны соседних башен должны поглядывать. По-хорошему, и патрули должны быть сквозные. Были ли в числе убитых люди из соседних башен — не знаю.

Проще: каждая минута пребывания чревата потерей внезапности. Но спешить — медленно. Сломанная нога бойца — куда чреватее.

Успели. Возле зарубленных псов во дворе сторожки две фигуры, сидящие на корточках в овчинных тулупчиках. Двое мечников молча броском проскакивают вперёд. И сносят непрошенных гостей. Штатно колют: из низкой стойки в корпус. Штатно дорезают: перевернуть лицом вверх, проткнуть горло.

За спинами убитых приоткрытая калитка. Пошли.

Пространство предвратной площади. Давит. Много, пусто, открыто. Кажется, что из темноты вокруг за тобой следят десятки вражеских глаз. Сейчас ударят стрелы или выкатится толпа. Орущая, машущая режуще-колюще-дробящим… Жаждущая крови. Моей крови.

— Разошлись. Взяли. Ап!

Бардак — хорошо. Придурки заложили ворота одним бревном. Оно — тяжёлое. Но оно одно.