Приступ

— Не, в цари Боголюбский не согласный. Слово… Мельседеком каким-то отдаёт. Или — Навуходоносором. Венчать будешь… на хозяйство. В смысле: господарство, государство.

— Нет.

Сказано было… зло. Веско, упрямо. Окончательно.

Я медленно поглаживал край стола. В тот раз… мне пришлось напрячься и отодвинуться. Чтобы жадная лапающая длань владельца меня смогла продвинуться дальше, продолжить жадничать и лапать. Всё глубже… заглатывая наживку.

Тогда я выиграл. Игру? Жизнь? Будущее человечества? — Маленький незаметный эпизодик: мелкий рабёныш не отправился двуногим «говорящим орудием» в продажу на экспорт. Подсунул приманку. Жарко дышащий пряник. И — поймал.

А теперь? Кнут или пряник? Тогда у меня не было кнута.

Я спокойно поднял глаза на Антония. Без дурашливости, нажима, угрозы в голосе, просто объясняя:

— Ритуал должен исполнить старший священнослужитель. В Константинополе — патриарх. На Руси — митрополит. Но он умер. Следующий — старший из епископов. Ты. Если ты отказываешься, то придётся… сделать старшим другого.

Мы рассматривали друг друга в упор. Ты понял? Чтобы сделать другого старшим, существующий старший должен… умереть.

Понял. И разозлился.

— Испугать хочешь? Зарежешь? Как Константина?

— Не шипи на меня. И не выдумывай: Константину две стрелы пробили бока. Я его не резал.

Просто в лоб не переломить, не уступит. Тогда — шаг назад. Далеко назад.

— Ты — последний из когорты великих. Нифонт Новгородский, Мануил Кастрат Смоленский, Ефрем Строитель Переяславльский, Илия Полоцкий, который Евфросинию пустил в келью. Великие умы, великие души, великие страсти. А теперь? «Уныло я гляжу на наше поколенье. Его грядущее и пусто, иль темно». Гос-с-споди! Кирилл Туровский — вершина! Светоч и источник! С Иларионом сравнивают! Куда катится мир…

Выстрелило. Кирила он не любит, презирает. И — сдаёт без угрызений.

— Владыко Кирилл — в городе. Задержался. После собрания архииерейского. Всё никак… не удосужится к пастве своей вернуться. В Граде Владимировом обретался. Поближе… к власть предержащим.

Сколько злобы, сколько презрения… И — зависти. К более молодому, яркому, талантливому.

— Мда… а ведь вы с Мануилом в его годы тоже епархиями управляли. Ты тоже певчим был?

— Не певчим — доместиком. Тогда… лихое время было. Митрополичий запрет на всякое богослужение. Князья воюют, храмы закрыты, всякие… язычники из всех щелей… раскол… Тогдашний Черниговский владыко Онуфрий преставился. Ярый муж был. Наставник мой, благодетель. Меня из хора в ближние помощники взял. Я ему во всех делах споспешествовал. Вот меня и поставили.

* * *

Около 1051 г. на Русь переселились три греческих певца, которые и положили начало византийской традиции пения в Русской Церкви. До этого было болгарское одноголосие.

От этих певцов на Руси началось «ангелоподобное пение» и «изрядное осмогласие, наипаче же и трисоставное сладкогласование и самое красное домественное пение».

Традиция приглашать южан, на Западе — итальянцев, в певчие продолжалась долго. Из отечественного:

«Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов…»

Пушкин вспоминает Алексея Розума, ставшего певчим, потом — бандуристом, фаворитом и тайным мужем императрицы Елизаветы Петровны, графом Разумовским и генерал-фельдмаршалом Русской Императорской армии.

В эту эпоху певчие фельдмаршалами не становятся — титула ещё нет. А вот князьями церкви — случается.

Мануил, один из греческих доместиков, в 1136 г. был поставлен епископом на создаваемую Смоленскую кафедру.

В 1145 г. тогдашний митрополит Михаил «тяготясь междоусобиями князей русских» уехал из Киева. Врио стал епископ Черниговский Онуфрий.

27 июля 1147 года на митрополичью кафедру был посвящен, по настоянию великого князя Изяслава (Изи Блескучего — авт.), затворник Климент Смолятич. Онуфрий сложил с себя обязанности по управлению митрополией. Он же был в числе шести русских епископов, посвятивших Климента, первенствуя между ними. Онуфрий отличался твердым и решительным характером в своих отношениях к князьям.

Вскоре помер, на его место поставили Антония.

* * *

— Сколько лет прошло. Целую жизнь положил. На служение пастырьское. А теперь на тебя попы с кулаками кидаются, лик твой царапают, за бороду таскают. Был ты столпом веры сияющим, а стал…

— Господь! Бог мой! На тебя уповаю! Сокруши недругов! Истреби еретиков, крамольников нечестивых, что восстают против благостыни престола святого, престола патриаршего…!

— Тьфу, блин! Антоний, ты чего? От того петуха туровского кукареку истошного поднабрался? Тебе ли укорять несогласием с патриархом? Не ты ли был Смолятичу верным сподвижником, крамольником противу патриархии?

— Ты…! Ты о делах моих судить будешь! Сопля голомордая! Прокляну! Троекратно! Именем Господним!