Присутственный день в уголовной палате

Да человек-то он, кажется, хороший! Конечно, правда выше всего, да уж коли где юридиция-то эта требуется, так именно здесь. А она-то и подгуляла... Ну, конечно, может, нрав у него горячий. Он же вдов, так по женской части, может, того... хе, хе, хе! и слабенек немножко.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Ну, да что и говорить! Он, может быть, там и плут, конечно, да кто же не без слабостей!.. Все мы люди. Ведь коли по душе, по человечеству-то рассуждать…

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Вы все свое, Семен Иваныч, я уж Вам говорил, что по душе само по себе, а по закону само по себе.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да ведь эдак и всех нас можно под суд отдать, батюшка Алексей Александрович. Вспомню я свою молодость... Был я заседателем земского суда: то-то весело жили! У нас так все волости и были поделены: у исправника свои, у заседателей свои... Что в каждой волости примерно женского полу, то одного заседателя, что в другой — то мое. Приедешь, бывало, на следствие в волость, так как сыр в масле и катаешься. Сотские уж так дело свое и знают... Ну, конечно, с иной — ласкою, а иную и припугнешь.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Ха, ха, ха!

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Вот погулял-то, так погулял Семен Иваныч. Эдак и нашему брату офицеру не всегда удается, ха, ха, ха!

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да уж было дело, я вам скажу, хе,.хе, хе! (махнув рукою, трясет головой) хе, хе, хе!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Так как же, господа? Петр Ильич, что Вы там высмотрели?

СЕКРЕТАРЬ.

(привстав).

Да нехорошо дело, Александр Матвеич; хотя он и не сознается, но я с своей стороны не только убежден, но даже нахожу полное основание к положительному обвинению.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

А доказательства есть?

СЕКРЕТАРЬ.

Да прямых, отдельных доказательств нет, но есть целая совокупность улик и несовершенных доказательств.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Э! совокупность улик!.. Это все равно, что ничего; нет, Вы мне подайте собственное сознание или двух свидетелей, или... что там еще? Ну, того, что называется прямым доказательством... А без этого и обвинить нельзя.

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Отчего же нельзя? Трудно, но можно. Прокурор как-то сам говорил, что с помощию логики всегда можно.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да ведь логика-то, батюшка, у каждого своя. Вот был у нас старик председатель Кубышев; тот, бывало, об этой совокупности и слышать не хотел. Как, говорит, ведь совокупность— это значит по собственному своему разуму судить... Тут ошибись только — и грех! Он, бывало, всех в подозрении оставлял.

СЕКРЕТАРЬ.

Осмелюсь доложить, Александр Матвеич, Вы сейчас изволили подписать один приговор на основании этой же совокупности.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Как? какой? где?

СЕКРЕТАРЬ.

Да о Филиппе Степанове, что корову украл...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Ну, вот что еще вздумали, я было испугался!.. Корову!

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ,

Совсем неуместное сравнение!

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да, батюшка Петр Ильич, это Вы не то говорите, сами посудите: во 1-х, дело идет о корове..,

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

А во 2-х — это все же мужик. Помилуйте, тут совсем другое соображение.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Да, да, не то, совсем не то. Ну, скажите, Петр Ильич, по делу о гувернантке-то какие доказательства?

СЕКРЕТАРЬ.

Во 1-х, показание собственных людей.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Ну, вот видите, господа! Собственных людей! Как же это мы, так и станем про барина холопу верить?

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

(хмуря брови).

Гм! Казус.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Не знаю, как теперь, а прежде так закон, помнится мне, строго запрещал принимать их в свидетели.

СЕКРЕТАРЬ.

Да и теперь он допускает их только в случаях, когда нет других свидетелей. Одна беда: показания-то разноречивы. Сначала они показали все в один голос против него, потом, видно, их Жомов застращал или подкупил, стали они от своих слов отказываться, но потом опять утвердили прежнее показание, а в уездном суде опять будто бы объявили, что их обвинение ложно. Но это ничего не значит и не ослабляет силы первого показания, тем более...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Что Вы, что Вы, не торопитесь, как ничего не значит? Дело идет о дворянине. Как можно!

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Беспристрастно говорю, Петр Ильич, это натяжка,

СЕКРЕТАРЬ.

Какая же натяжка? В первом своем показании они не разноречат друг с другом и говорят согласно с прочими обстоятельствами дела; отрекаясь же от этого показания, они впадают в разноречия, нисколько притом не объясняющие других обстоятельств дела.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Не по-дворянски рассуждаете: стану я крепостных людей слушать!

СЕКРЕТАРЬ.

Но кроме этого есть его письмо к гувернантке. Прутья найдены у него в кабинете...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Что ж он сказал про прутья?

СЕКРЕТАРЬ.

Говорит, что прутья у него заготовлены были, чтобы сечь детей и крестьян.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Что ж? ведь и это все вероятно! Разве он не отец? Разве он крестьянина высечь не может?

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Может. Не только может, должен иногда, обязан. Это дисциплина. У нас в военной службе каждый командир сечет сколько душе угодно! Нет, тут я юридического ничего не вижу. А что он сказал про записку?

СЕКРЕТАРЬ.

Отрекся.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Ну, вот видите, отрекся! Помилуйте!..

СЕКРЕТАРЬ.

Но сходство несомненное!..

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

(продолжая подписывать).