Присутственный день в уголовной палате

Да ведь у него канцелярия есть, батюшка Алексей Александрыч, не он, так она иным делом-то и поинтересуется. Ну, он за нами, а мы за ним, а все (вздыхая) богом держится. Я Вам доложу, я вот уже 17 лет здесь сижу: не такие дела делались, рассказать Вам, так и не поверите, уж про такие дела нынче и не услышите, а все, слава богу, сходило с рук, ни жалобы, ни штрафу... Надо жить ладно со всеми, по-приятельски... Ну, и захочет кто жаловаться, так не много возьмет... и губернатор приятель, и жандармский приятель! Нет, что ни говорите, Алексей Александрыч, а служить у нас можно. Нам за нижними инстанциями, да за губернатором, да за прокурором, да за секретарем знающим хорошо жить, ей богу, хорошо!

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

(встает и начинает ходить по комнате в раздумье).

За секретарем... Гм! Конечно, секретарь у нас человек знающий... Молодой, это правда, но даже в университете воспитывался... с ним даже о литературе говорить можно... это так. Но все же его надо в руках держать; все же он подчиненный.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

У нас секретарь знатный. Дело свое знает, а уж смиренный какой! Уж он, поверьте, против присутствующих не пойдет. Ведь он сирота, только мать-старушка, связей никаких. И человек некорыстный. Оно, правда, почти и брать-то не с кого, его-то и подсудимые не очень уважают...

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Ну, все же, я думаю, не без того... жалованье у него небольшое.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Жалованье небольшое, это правда, да ведь ему и председатель помогает, и купцы помогают... Ну, и, конечно, притеснять-то он никого не станет, а коли кто из милости и за труды даст, да там какая-нибудь экономия из канцелярских принадлежностей, так что ж, в этом его и бог не осудит.

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Не осудит, конечно. Это что! Я про это и не говорю. Это и у нас в военной службе водится, особенно, знаете, по экономии, по хозяйственной части... это, это, я Вам скажу, по моему мнению, мундир не марает…

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Не марает, не марает.

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Все это так, Семен Иваныч, все, что Вы говорите, это все или почти все справедливо и основано на долговременной опытности Вашей, на практике. Но по теории оно не совсем так. По теории присутствующий, т. е. член, должен иметь некоторое значение поважнее, я так разумею.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да какого Вам еще значения нужно? Ведь я Вам и не говорю, чтобы уж вовсе в дела ни заглядывать... Известное дело: коли попросит кто о чем или уж такой уголовный казус, что вся губерния так на нас глаза и выпучит... ну, тут нельзя с делом не познакомиться, надо хоть секретаря-то порасспросить... а во всяких других случаях, поверьте, батюшка Алексей Александрыч, лучше и не вмешиваться, ей богу, лучше, еще пуще дело запутаешь... Только разве и наказывать секретарю, чтобы приговоры-то были, знаете, помягче.

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Нет, зачем же помягче, коли преступник, тут нечего миловать. Ведь уж там, как ни говорите, а мы все-таки судьи, палата! Ведь оно, конечно, фигурально, пожалуй, даже смешно, а все уж, так или эдак, все уж храм правосудия, как хотите! Нет, по моему мнению, мы должны иметь в виду одну только строгость законов, не больше. Тут уж увлекаться сердцем неприлично, тут уж я лицеприятия не допускаю, как хотите, не допускаю. Разумеется, если кто из знакомых попросит, так отчего ж иногда и не уважить, не пощадить... но вообще поблажать преступлению никак не следует.

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Да, так оно, пожалуй, а все же лучше, знаете, эдак, по человечеству!..

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

Нет, извольте видеть, знаете, у меня другой метод, другой взгляд на вещи и на наше звание, взгляд, может быть, несколько военный, но тем не менее другой. Вы очень справедливо заметили, что мне, т, е. нам, нечего входить в очень уж подробный разбор дел, что тогда не нужно было бы и секретаря... это даже логично, и я скажу, что это, может быть, даже унизило бы и звание присутствующих, но тем не менее мы правосудие, мы законов блюстители!

СЕМЕН ИВАНОВИЧ.

Вот Вы говорите «законы, законы!» Да ведь законов-то что? Просто гибель. Да еще каждый год все прибавления да добавления; выдумали какое-то новое «Уголовное уложение»[12], чтоб из степени в степень переводить. Ну, я Вас спрашиваю, батюшка Алексей Александрыч, досуг ли нам этим заниматься! Ведь наше дело дворянское: у вас есть крестьяне, ну, и меня бог ими не обидел. Стало, уже забота есть... Вот на этот-то предмет и заведены подьячие. Уж они на этом и стоят, на законах-то. Ну, а всякое дело мастера боится. Если б и вздумал кто из нас законам-то поучиться, все уж против канцелярии не будет, да и не дворянское оно дело, я Вам докладываю.

АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.