Конечно, конечно, отчасти... но позвольте, позвольте, я еще не развил Вам мою мысль... Действительно, нашему брату, присутствующему, во все эти крючки, эту стряпню, так сказать, входить не следует. Именно вот стряпня! у вас повара, стряпухи, стряпчие, а вы как бы в некотором смысле обед заказываете. Вся штука в этом. Ну, я Вас спрашиваю, кто важнее? Так и мы. Мы также должны дело делать — но, знаете, эдак, вообще, свыше... Так например, разве я даром здесь сижу, ну и Вы, разумеется? Нет-с, оттого, что мы здесь сидим и болтаем, оттого, может быть, и дела у нас идут как следует. Секретарь и держит ухо востро. Вообще надо, чтобы канцелярия несколько боялась присутствующих. Тут, знаете, есть свое искусство, особенный эдакой маневр...
ШВЕЙКИН.
(
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Ты что, братец?
ШВЕЙКИН.
(
Ваше высокоблагородие, Семен Иванович, сделайте такую божескую милость...
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Что, что такое?
ШВЕЙКИН.
Прикажите, Ваше высокоблагородие, мне вместо Галкина приговоры читать...
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Приговоры?
ШВЕЙКИН.
Да, арестантские-с. Нынче арестантам приговоры объявлять будут.
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Да, да... я видел их, там их что-то много.
ШВЕЙКИН.
Человек пять-с.
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Ну, так что ж?
ШВЕЙКИН.
Я, Ваше высокоблагородие, приговоры-то и приготовился читать, вижу, что Галкин... того... выпимши. А Галкин говорит, что не пустит. Это, говорит, мое дело, мне, говорит, присутствующие приказали.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
(
Да что ж Вам, мой милый, разве не все равно?
ШВЕЙКИН.
Помилуйте, Ваше высокоблагородие. Когда же все равно? Оно все-таки парадно-с, при открытых дверях, да и у присутствующих на виду. И между товарищами-то почетно — все же не только писец... Как можно, Алексей Александрович, оно лестно-с, очень лестно-с. Ваше высокоблагородие, Семен Иванович, уж Вы позвольте, сделайте милость, позвольте; я нынче и приоделся почище, а Галкина, сами изволите знать, и в присутствие-то пустить стыдно. У меня и голос-те получше. Я бойко прочту-с.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
(
Что ж это Вы, мой милый, только к Семену Ивановичу обращаетесь; здесь не один он,..
ШВЕЙКИН.
Виноват, Ваше высокоблагородие, я и Ваше высокоблагородие прошу.
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
(
Да, это он так, по привычке, Ваш предместник не очень то канцелярией занимался... Как же Вы полагаете, Алексей Александрыч, дозволить?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
По-моему, дозволить (
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Так, да не охотник-то я старые порядки менять, Галкин-то попривык, ну, да и обидно ему будет... Разве уж так для нынешнего дня? Не хочу уж для именинницы никого разогорчать. Да вот и Вы дозволяете... Ну, уж так и быть. Только чтобы половину приговоров прочел Галкин, а другую ты...
ШВЕЙКИН.
(
Покорнейше благодарю, Ваше высокоблагородие, покорнейше благодарю (кланяется обоим и уходит).
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
(
Я думаю, Петр Ильич, дозволить можно?
Можно-с, можно. Пусть читает, коли охота есть.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
А знаете, мне это нравится. Амбиция видна[13]. Есть, по крайней мере, амбиция у человека!
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Алексей Александрыч! приговоры-то, батюшка, подпишите, Александр Матвеич приедет, так надо их отдать, для подписи-то.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Правда, правда! (
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Гм! Этот приговор о чем? (
СЕМЕН ИВАНОВИЧ.
Врет бестия! А впрочем, бог ведает, может, и не врет... Всякое бывает! А что ж, ее секут?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Да вот посмотрю (
СЕКРЕТАРЬ.
Как же-с, есть.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.