Присутствие необычайного

— Последний в династии, сына потерял на Дальнем Востоке. А дед и отец были «глухарями» — так тогда клепальщиков прозывали. Сам на двух войнах воевал, имеет солдатскую Славу…

Костистые руки старого литейщика подрагивали, и переворачиваемый лист рукописи трепетал в этих будто кованых пальцах, как под ветерком.

«Чего уж так волноваться? — подумал Уланов. — Или мое присутствие виновато?»

А читал Тихон Минаевич чересчур громко — привык, должно быть, к шуму в цехе, — запинался и то начинал торопиться, частить, то спохватывался и старательно выговаривал каждое слово.

Рассказ следовало отнести к жанру так называемой художественной фантастики, к литературе мечтателей. И авторское волнение шестидесятилетнего мечтателя могло даже растрогать. К огорчению Уланова, сюжет-рассказа был слишком незамысловат. Все происходило во сне одного из персонажей, летчика-космонавта, вернувшегося из очередного полета. Во сне его полет в космос продолжался и он открыл новую, еще не известную на Земле планету. Живые существа, обитавшие на ней, находились на высшей по сравнению с Землей ступени цивилизации, и летчик вкупе с двумя своими пассажирами-землянами получил возможность близко познакомиться с тем, что в будущем ожидало если не их самих, то их внуков.

Вызывал почти что неловкость самый язык рассказа — литературно вполне грамотный, но неудержимо романтический, от которого веяло полузабытой стариной. Невесть когда, на какой случайно попавшей в руки автора замусоленной книжке — в далеком ли голодном детстве, в гражданскую войну, в пору ли первых пятилеток, в рабочем бараке, при свете керосиновой лампы, — автор пленился этой экзотической ныне прозой. Как видно, у него мало было досуга для совершенствования своего литературного вкуса… А может быть, он и не испытывал в том потребности, если прадедовская возвышенная романтика точно отвечала его замыслам, его чувству поэзии. И в этих банально-пышных эпитетах, в риторических диалогах внятно слышалась глубочайшая искренность; подчас, впрочем, автор сбивался и на обычную «газетную» речь.

Планета, на которой высадились трое землян, была во всех отношениях прекрасно для жизни оборудована. Всего там имелось в изобилии — «предметов широкого потребления и продуктов производства сельского хозяйства», как информировал автор, Коренного отличия от того, что сегодня уже производилось на Земле, космические путешественники не обнаружили: на счастливой планете тоже выращивали пшеницу и другие злаки и тоже сажали сады. Но это была поразительная пшеница, с невиданно крупным колосом, неуязвимая ни для зноя, ни для мороза, — она стояла, по словам автора, «как богатырское войско в золотых доспехах». И это были сады, в которых «антоновки могли поспорить величиной и ароматом с дыней». Обитатели планеты жили в домах-дворцах, не похожих один на другой, а в их городах была масса зелени, простора, чистого воздуха, и там дышалось, как в деревнях. Но и деревни их не отличались от городов и назывались деревнями лишь по привычке: каждая изба была, «как терем из сказки». Повсюду цвели цветы: розы благоухали в местах, где на Земле рос лопух, и фонтаны, освежавшие воздух, фонтанировали в цехах металлургических заводов. А особенной, поистине «неземной красотой» поражали сами создатели этого великолепия — нежной у женщин и атлетической у мужчин, «поголовно физически развитых и аккуратно подстриженных», что подчеркивал автор.

Дрогнувшим от волнения голосом, заспешив, он прочитал:

— «Девицу, приставленную к пришельцам с Земли в качестве экскурсовода, звали именем, похожим на Елена. Взгляд ее огромных небесно-голубых глаз был кроток и добр, на ее щеках играл персиковый румянец, а губы были розовые, как кораллы. Плавно вздымалась под легкой серебристой тканью, ниспадавшей до мягких, без каблуков, туфелек, ее девичья грудь. Елена — будем так ее называть — была скромна, хотя и весела нравом, и относилась ко всем одинаково приветливо».

Не отрывая взгляда от страницы, автор отер увлажнившийся лоб квадратиком платка неотчетливо выговаривая слова, закончил ее портрет:

— «Нашим путешественникам она показалась царевной из пушкинских сказок».