Когда в 2013 году я вошла в кабинет невролога вместе с К., любому было очевидно, что со мной что-то очень не в порядке. Я с трудом держала глаза открытыми, не из-за усталости, а из-за слабости мышц. Если бы вы приподняли мою руку, она тут же упала бы обратно, словно лишенная костей. Мое тело часто и необъяснимо то прошибало потом, то пробирало холодной дрожью. Сверх всего прочего, в тот год меня примерно 10 месяцев преследовали бредовые состояния. Мой психиатр подозревала анти-NMDA-рецепторный энцефалит, ставший знаменитым благодаря воспоминаниям Сюзанны Кэхалан «Разум в огне. Месяц моего безумия». Но это не могло объяснять все, что происходило со мной, в том числе периферическую невропатию, поразившую кисти рук и стопы, мои «идиопатические обмороки» или экстремальное снижение веса, вызвавшее подозрение на рак. И поэтому я получила рекомендацию обратиться к этой женщине-неврологу, о которой мой психиатр отозвалась просто: «умница» и «хороша в своей сфере».
– Я не думаю, что у вас анти-NMDA-рецепторный энцефалит, судя по вашей медицинской карте, – бесцеремонно заявила эта женщина, когда мы с К. сели на одинаковые стулья, стоявшие лицом к ее столу. – Я принимаю вас и изучаю вашу историю болезни из уважения к вашему психиатру.
И добавила:
– Когда-нибудь мы сможем доказать, что все психические болезни начинаются с аутоиммунных расстройств. Но пока мы к этому не пришли.
В Санта-Фе, столице Нью-Мексико, я ни разу не была до 2007 года. Моя подруга и коллега по писательскому цеху Порочиста настояла, чтобы мы с ней побывали в Чимайо, знаменитом месте паломничества. «Ты сможешь написать об этом что-нибудь изумительное», – сказала она. Когда она это говорила, мы находились в клинике интегративной терапии и вкушали кислород через трубки в носу и капельницы, притороченные к рукам.
Мне не хотелось никуда ехать. В той палате я уже вытерпела несколько капельниц с внутривенным питанием и пару сеансов лечения озонированной солью в разных концентрациях. Во время одного из сеансов мне стало так дурно, что меня перенесли на дорогущий лечебный коврик
– Мы можем даже не выходить из машины, – говорила Порочиста о Чимайо. – Давай поедем и осмотримся. А там решим, как будем себя чувствовать, – сказала она. Эти слова – постоянный рефрен всей той поездки и обычный подход хронически больных людей.
Та невролог, с которой я встречалась в 2013 году, направила меня сдавать анализы. Я прошла МРТ и электроэнцефалограмму. Медсестра в лаборатории на первом этаже взяла у меня 15 пробирок крови, и после длинной вереницы разных тестов мы с К. стали ждать результатов. Они могли, в зависимости от своего содержания, устремить меня к тесному знакомству со смертью, одарить нас новыми диагнозами и возможными вариантами лечения или ничего нам не сказать. В итоге наиболее интересным открытием, полученным благодаря этим пробиркам, оказалось присутствие антител к кальциевому каналу AbP/Q-типа, что указывало на тяжелую миастению, миастенический синдром Ламберта – Итона или рак. Однако и МРТ, и энцефалограмма были чистыми, что означало, что у невролога нет для меня диагноза. Я продолжала оставаться бессмысленно, несчастно больной вплоть до того момента, когда у меня обнаружил хроническую болезнь Лайма новый врач, сделав в 2015 году анализ