Церковь, украшенная цветами и лентами, монахини и послушницы всех возрастов — было и несколько монахов, я даже брата Августина увидела и сделала вид, что знать его не знаю, священник и певчие — мальчики и девочки, и органист! Орган был небольшой, но я чуть шею себе не свернула, пытаясь рассмотреть, как молодой музыкант в монашеской одежде управляется и руками — аж с тремя рядами клавиш! — и ногами. Запоздало я поняла, что мое любопытство в доме господнем выглядит неуместно, и начала слушать пение.
Оно было прекрасно. Пели все — слаженно, нежно, восхваляя господа и благодаря его за прожитый и грядущий день. И я, почувствовав, как по щеке сбегает слеза, тоже возблагодарила его за то, что он дает мне возможность… жить, наверное. И делать то, что я могу. И еще я попросила его милости для маленькой Софии и сил — для меня. Мне казалось, что это такая малость. Он добр, не откажет же он?
После пения священник прочитал нам проповедь. Уже на первых словах я поняла, что брат Августин, чтобы ему жрать одну селедку и ничем ее не запивать, поделился с ним тем, что успели доложить ему самому. Проповедь была: про терпение, когда кажется, что надежды нет, про чудесное спасение маленькой дочери одного из клейдарских князей от хищников и про отважную служанку, которая усмирила зверей словом господним. Последнее, конечно, в проповедь добавили для красного словца, по мне история была хороша и без фансервисной составляющей. Потом мы снова пели, а после вкушали из рук священника теплый, пахнущий корицей и медом хлеб и запивали его терпким вином. Мне было интересно, что это здесь значит, но священник напоследок прочитал объясняющую все молитву: «Примем же хлеб медовый и вино как знак того, что не оставит нас Господь, пока будем мы усердие проявлять, дабы росло зерно и зрел виноград». Хорошая концепция, одобрила я. Поощряет труд.
И потекли монастырские будни. На следующий день на утренней службе я снова встретилась с ее величеством, и — господь, воистину в доме твоем благодать! — она выглядела такой счастливой! Сестры назначили нам послушание: работать в теплицах.
Да, здесь работали все, невзирая на титулы. Мы до самого обеда обрезали тонкие веточки лекарственных трав, и София пела клейдарские псалмы, а у меня от природы не было ни слуха, ни голоса, но зато в теле Маризы оба таланта отыскались очень кстати. Обедали мы с сестрами, а ближе к вечеру явился суровый молодой монах-доктор, и пришел-то он на свою беду…
Где-то я, конечно, брату Августину была благодарна. То ли у них было не принято скрывать информацию, то ли брат просто был порядочное трепло, когда не требовалось строить из себя кардинальского опричника. Монах, брат Дамиан, выслушал мои наставления так внимательно, что на какой-то миг я решила — он дает мне выговориться, чтобы было что свидетельствовать на суде.
— Кипятите воду, брат, прежде чем добавить ее в зелья. — Почему я не училась консервации? Как бы мне это сейчас помогло! — И склянки, в которых льете зелья, ошпаривайте кипятком. — Или не просто ошпаривайте, а… черт, как стерилизуют банки? Ладно, пусть пока так. — Мойте руки, брат. Чаще мойте руки. Чем чаще вы будете мыть руки, брат, тем меньше будет умирать у вас пациентов. И спирт, не жалейте на дезинфекцию спирта. А еще, брат, я вам сейчас расскажу, как сделать специальную защитную маску…
Давно уже прозвонили к ужину, а брат Дамиан все внимал. И я подумала, что на суде он будет гвоздем программы. Особенно маска была хороша. Конечно, как все предприниматели, я не могла обойти стороной неожиданный источник дохода и поставляла «дизайнерский вариант» исправно что из Китая, что из именитейших европейских домов моды. Так что маску, в отличие от лифчика и трусов, я выкроила и сшила за четверть часа в присутствии честного брата Дамиана без малейших затруднений.
Я рассказала, как осматривать пациентов. Не то чтобы я была, конечно, врачом, но я регулярно проходила диспансеризацию. Я рассказала про инфекционные отделения, про то, как распознать у человека инсульт. Увы, я ничего не могла сделать с лечением… даже если бы была доктором медицинских наук. Нести свет в массы — занятие благородное, но надо же понимать, что в Древней Греции не изобрести автомат и планшетный компьютер, как ни старайся.
Глава тридцать шестая
Мои познания вышли мне боком. Наутро брат Дамиан уже караулил меня и не отставал до самого вечера. Я напрягала память: что я видела в аптеках, что читала, как что хранить и где, какая температура, влажность…
«Отыщет Средство тот, чьи руки чисты, кто ведает, как огонь бьет, кто мыслит, как птица летает, кто верно хранит, кто меру знает».
Я поведала о гигиене, я рассказала о стерилизации инструментария и даже сообразила, что нужно кипятить бинты, и кое-как справилась с «верным хранением». Брат Дамиан пригласил меня в госпиталь — я с радостью согласилась, София напросилась со мной, и мать-настоятельница охотно поменяла нам послушание.