Привет эпохе

– Да на шо мне та благодарность? – прорвало безмерно долго молчавшую буфетчицу. – На благодарности спать не ляжешь, а мне в Одессе жить с детьми негде, ючусь уже столько лет в халупе.

Косыгин, не моргнув глазом, потребовал бланк радиограммы и написал: «Прошу в кратчайшие сроки рассмотреть вопрос предоставления жилья в соответствии с санитарными нормами буфетчице теплохода «Одесса» Камбуркаки. Косыгин».

В Одессе Анну Михайловну ждал ордер на роскошную трехкомнатную квартиру и приказ об увольнении. Капитан слово сдержал и несколько лет Анна Михайловна смотрела на обожаемые ею теплоходы с берега, потом долго болталась в каботажном плавании и лишь спустя лет десять попала на «Узбекистан».

Книгу отзывов почетных гостей секретарю ЦК узбекской компартии подавала никто иная, как многострадальная Анна Михайловна Камбуркаки. Так уж, видно, ей на роду было написано – скандал разгорелся вновь. Партийный босс заявил, что желает сфотографироваться на фоне узбекского знамени, которое было отправлено еще на заре наших шефских связей на теплоход.

Капитан в том рейсе был подменный, как, собственно, и почти весь экипаж, о знамени он и понятия не имел, но гостю легкомысленно поддакнул. Отправились по всем служебным помещениям искать знамя, но оно как в воду кануло. Единственный человек, кто мог бы как-то прояснить ситуацию – боцман основного экипажа – в этот момент был в стельку пьян и спал непробудным сном.

Чиновник вернулся в Ташкент, меня выдернули к нему на ковер, вернее на ковровую дорожку, и он с полчаса испытывал прочность своих голосовых связок, обвиняя в пропаже государственного флага именно меня, как не сумевшего обеспечить нормальную шефскую работу и именно по этому не обеспечившего сохранность государственной святыни.

Стоит ли говорить, что в этот же день я уже вылетел в Одессу, а утром находился на теплоходе. Капитан был прежний, по поводу знамени легкомысленно заявил, что никуда «эта хреновина» деться не могла, просто, передавая бразды подменному капитану, ребята все ценное попрятали. Вместе с капитаном отправились мы по многочисленным переходам, тщательно обследуя каждый закоулок. На всякий случай обшарили даже машинное отделение. Флага нигде не было. Капитан предложил сделать перерыв на обед, махнуть по махонькой, чтоб «в мозгах развиднелось». А ведь и впрямь развиднелось.

– Слушай, а кого мы еще не спрашивали? – уточнил у меня капитан после очередной «махонькой».

– Вроде, всех, – напряг я свою память. – А, только боцмана не спросили. Кстати, я что-то Максимыча сегодня и не видел.

– Так он же сменился. Когда мы отдыхали, он в круиз ходил, а теперь сам отдыхает, – сообщил капитан и, прервав сам себя, вскочил со стула. – А ну геть к нему в каюту. Не иначе, как боцманюга у себя заныкал.

О счастье. В одном из шкафов боцманской каюте, любовно завернутое, лежал знамя. Честь республики была спасена.

…Я уже работал в израильской газете, когда пришло сообщение, что в морской порт Хайфы впервые заходит советский туристический теплоход. Помчался в Хайфу. На причале теплоход с незнакомым названием «Одесса-сан». Поднимаюсь по палубе и начинаю ощущать какое-то смутное беспокойство: все мне здесь незнакомо, но будто бы знакомо. Подошел капитан. Спрпосил его, новое ли это судно или после реконструкции.

– После реконструкции первый круиз совершаем.

– А как раньше назывался теплоход?

– «Узбекистан».

Вот так я еще раз встретился со старым другом-теплоходом.

СОМНИТЕЛЬНЫЙ ГОСТЬ

С Владимиром Семеновичем Высоцким я познакомился в ВТО. Он пришел после спектакля поужинать. Ресторан битком был забит, единственно свободное место оказалось за столиком, который занимали мы с приятелем. Приятель Высоцкого знал шапочно, но к столу пригласил. На несколько минут я попросту впал в ступор – все не мог поверить, что перед мной сидит поэт, бард, который был, да и по сей день остается, моим кумиром. Высоцкий моих переживаний, естественно, не заметил, он был попросту голоден. Но постепенно беседа наладилась, мы засиделись далеко за полночь. Поднялись, когда нам уже не намеками, а в лоб заявили, что пора бы и честь знать, в ресторане, кроме нас уже никого не осталось. Вышли на улицу Горького, закурили. Тут я спрашиваю:

– Володя, а вы оружие любите?

– Оружие? – удивился он неожиданному вопросу. – Ну, какой жен мужчина не любит оружия?

– Я к чему спросил? – поторопился объяснить ему показавшийся странным вопрос. – Я привез из Узбекистана великолепный национальный нож. Это изделие знаменитых мастеров из предгорного кишлака Чуст. Такими ножами гвозди перерубать можно. И я бы хотел вам этот нож, на память о сегодняшнем знакомстве, подарить.

– Спасибо, большое спасибо, – явно растроганный неожиданным предложением отозвался поэт.

– А знаете что, я остановился в гостинице «Минск», тут идти-то метров пятьсот, пойдемте, я вам сейчас его и подарю.

Беседуя, мы неспешно дошли до гостиницы, поднялись на третий этаж, но тут встретили неожиданное препятствие в виде недремлющей дежурной. Правило «гости только до 23 часов» действовало неукоснительно.

– Не пущу, – твердо заявила дежурная.