Привет из детства. Вернуться в прошлое, чтобы стать счастливым в настоящем

Страх не может и не должен в нормальной ситуации быть движущей силой, причиной, мотивацией того, что вы делаете – или не делаете.

Чувство долга, вина и страх, что родители умрут

Дети начинают с любви к родителям. Взрослея, они начинают их судить. Иногда они их прощают.

ОСКАР УАЙЛЬД

Часто бывает так, что человеку уже 30, 40 или 50 лет, его родителям, соответственно, 50, 60, 70 или 80, а отношения как были плохими в детстве – с обидами, недосказанностями, претензиями, – так и остались. Уже пожилые родители часто ведут себя безобразно: лезут в жизнь своих взрослых детей, критикуют, дают непрошенные советы, пытаются контролировать, удерживая таким образом распределение ролей «родитель-ребенок» (если вы такой родитель, листайте дальше, до главы о вмешательстве в жизнь детей – мне есть что сказать вам по этому поводу). Детям все это, конечно, ужасно обидно.

Но когда таких взрослых и очень обиженных детей начинаешь спрашивать: а вы-то зачем родителям названиваете и в гости ходите, если в душе их ненавидите, – то выясняется, что за этим стоит одна причина – страх. Страх, что, когда родители умрут, ребенок не сможет себе этого простить и что с этим чувством вины ему потом жить. Страшно, что придется всю жизнь себя корить, что не набрал лишний раз номер, не позвонил и не приехал. Именно это чувство и заставляет насиловать себя и общаться с родителями, даже если ничего, кроме негатива, такое общение не приносит.

Конечно, этот страх появляется не сразу. До определенного возраста дети вообще бесстрашны. Например, в детстве мы с друзьями прыгали с поездов на рельсы, пролезали на вокзале под поездом. Или вот, например, на крыше 12-этажного дома была закреплена лебедка с намотанным на нее проволочным тросом, концы которого лежали внизу на земле. Так мы делали из этого троса узел, и кто-то из нас садился на него и держался, а остальные дети хватали другой конец троса и бежали. И тот, кто сидел, поднимался на высоту восьмого или даже десятого этажа. И могло произойти всякое: бегущий мог просто выпустить трос из рук или споткнуться. И все – привет с десятого этажа.

Почему мы об этом тогда не думали и не боялись? Потому что изначально дети не боятся смерти.

Потом, в возрасте 10–12 лет, начинаются все эти ужастики – рассказы про Черную руку, про гроб на колесиках. К этому возрасту многие дети уже потеряли кого-то из близких, например бабушку или дедушку, съездили на кладбище – в общем, впервые соприкоснулись со смертью. И в этот момент они начинают бояться, что родителей не станет.

Когда же родители стареют, страх усиливается: одно дело, когда вашей маме тридцать, а вам – семь, и совсем другое – когда вам 50, а ей – 75 и больше. Все мы знаем, что, как правило, родители умирают раньше детей, но принять эту данность для многих слишком страшно.

Прививка вины и стыда

В связке со страхом смерти родителей идут и другие чувства. Дело в том, что мама с папой – это первые люди, которые формируют в нас чувства вины и стыда. «Да как так можно!», «Ты меня в могилу сведешь!», «Вспомнишь еще, когда меня не станет, вот стыдно-то будет» – все это рычаги, которые позволяют заставить маленького человека делать то, что взрослые считают правильным.

И даже когда ребенок вырастает, родители продолжают играть на чувстве вины: «Ты совсем обо мне не заботишься!», «Я так страдаю от одиночества…», «Мне и стакан воды-то подать некому…». И многие, как я уже говорил, «ломаются»: уделяют пожилым родителям все свободное время, жертвуя собственной семьей и интересами, или вообще живут с ними под одной крышей, вместо того чтобы строить свою жизнь.

И казалось бы, все так очевидно: это манипуляции, вестись на них не надо. Однако многим каждый раз становится страшно: мамы с папой однажды не станет – как тогда быть с чувством вины? Так бывает даже в самых сложных случаях. Например, у ребенка было тяжелое детство, мать сдала его на пятидневку, отец бил, сами родители друг с другом дрались, то сходились, то расходились. И вот сейчас отцу 82, матери – 76, их сын – взрослый мужчина, он их ненавидит, но продолжает общаться, потому что боится их смерти. Боится, как я уже говорил, что с их уходом его накроет чувство вины, он будет считать: если бы он с ними общался, они бы были живы.