Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Впрочем, банковское дело так никогда по-настоящему и не завоевало сердце Томаса. Хотя эта семейная фирма просуществовала больше века под управлением его сыновей, а затем их потомков, он уже через два года отстранился от личного участия в новом бизнесе. Главными столпами его жизни, как всегда, оставались медицинская практика и стремление к социальным преобразованиям, подпитываемое квакерским воспитанием, которое по-прежнему во многом определяло и его характер, и его дружеские связи. Может быть, он и получил несметное количество русского золота, но вскоре все равно вернулся к работе в прививочной клинике рядом со своим хартфордширским домом и продолжал выполнять общедеревенские прививки, которые он с таким жаром рекомендовал Екатерине. Эти впечатления и те сообщения, которые он получал от собратьев-врачей, занимавшихся прививками в самых разных местах, вплоть до далеких Лидса и Честера, стали основой для его нового трактата, больше фокусирующегося не на практике безопасной прививки, а на том, как распространить ее преимущества на бедняков, чтобы их жизнь при этом не подвергалась риску из-за инфекции.

Как и до отъезда в Петербург, он сочетал заботу о беднейших пациентах с выгодным лечением богатейших. Его список клиентов-аристократов невиданно вырос: все они страстно желали, чтобы за ними поухаживал личный врач российской императрицы. Даже сама Дороти Бентинк, герцогиня Портлендская, обладавшая множеством великосветских связей, обнаружила, что Томас слишком занят, чтобы привить ее трех детей в своей загородной больнице. Она писала своему мужу Уильяму, третьему герцогу Портлендскому и будущему премьер-министру: «Барон Димсдейл посетил меня вчера утром. Он заключил, что сейчас самое время сделать прививку нашим детям, однако у него было так много дел в Лондоне, что он никак не сумел бы проделать это в Хартфордшире, как желал бы, поэтому он посоветовал мне позволить сделать это на месте, что и было осуществлено»[363].

Томас обрел статус знаменитости, однако не забыл те связи, которые стояли у истоков этой славы. Как отмечал его попутчик Стратфорд Каннинг, Димсдейл с истинной радостью вспоминал время, проведенное в России. Вернувшись в Хартфордшир, он продолжал поддерживать близкие взаимоотношения с Екатериной, Павлом и многими другими лицами, с которыми познакомился в ходе своего визита. Эти контакты продлились до конца его жизни.

В России у Томаса сложились теплые отношения с великим князем Павлом. Они нередко вместе сидели за обеденным столом и обсуждали здоровье мальчика. Оба были полны решимости сохранить эту связь. В первые же месяцы после возвращения на родину врач дважды написал Павлу, а кроме того, послал ему свору собак (желанный подарок для русских дворян, среди которых тогда была в большой моде англофилия) и фонтан. Возможно, водяное устройство могло показаться необычным презентом для подростка, но мальчик пылко поблагодарил его за оба подарка: «И тот, и другой доставили мне огромное удовольствие, и я шлю вам мою благодарность»[364]. Мать не особенно сближалась с сыном, и наследник испытывал большую симпатию к доктору, который провел в его обществе так много времени – и до прививки, и во время нее. Он просто захлебывался признательностью: «Два письма, которые вы написали мне, принесли мне большую отраду, ибо они посланы лицом, которое я искренне почитаю и которому я частию обязан безопасностью моей жизни. Будьте уверены, благодарность моя так велика, что я не могу даже подыскать подходящие слова, чтобы ее выразить, но сердце мое переполнено ею».

Прививка не только оградила его от оспы. Она «совершенно переменила» всю его конституцию, поведал он своему врачу: «У меня улучшился аппетит, я крепче сплю, я могу дольше переносить утомительные занятия, и, что для меня даже еще важнее, у меня больше не бывает столь частых недомоганий».

Не менее прочувствованные слова благодарности Павел отправил ему больше шести лет спустя, когда с готовностью согласился на включение подробностей своего прививочного процесса в очередной трактат Томаса: «Ни в чем не могу быть более уверен, как в том, что исцеление мое – свидетельство вашего мастерства и действенности вашего метода. Заклинаю вас, будьте совершенно уверены, что я никогда не относился с неблагодарностью к вашему попечению и что я всегда буду помнить ту услугу, которую вы мне оказали»[365]. Он возбужденно поведал врачу и другие хорошие новости: его жена, великая княгиня Наталья Алексеевна, вот-вот должна была разрешиться от бремени их первым ребенком. Увы, через несколько недель произошла трагедия: и мать, и младенец умерли при родах.