Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

«Как я обнаружил, эти пациенты некогда перенесли болезнь, которую они именуют коровьей оспой, – писал Дженнер. – Многие придерживались смутного представления, что она предохраняет от оспы человеческой»[445]. Фермеры лишь недавно увязали одно с другим, понял он: «Вероятно, сие открытие впервые было сделано благодаря повсеместному введению прививки». Он углубился в исследования природы и происхождения коровьей оспы и ее возможных профилактических свойств.

Дженнер собрал и задокументировал многочисленные истории болезни тех, кто оказался невосприимчив к человеческой оспе, так как переболел коровьей (порой за много лет до этого). В 1796 г. (ему было уже 47) он использовал прививочный метод, чтобы проверить свою теорию напрямую. 14 мая он привил Джеймса Фиппса, восьмилетнего сына своего садовника, лимфой, зараженной коровьей оспой. Материал он взял из волдыря на кисти Сары Нелмс, молочницы, которая незадолго до этого заразилась (якобы от коровы по кличке Цветочек)[446]. Через девять дней у мальчика проявились легкие оспенные симптомы (в частности, всего одна оспина – рядом с самим местом прививки). Вскоре он совершенно выздоровел. 1 июля его привили обычным способом, человеческой оспой, но это не породило никакой существенной реакции: получалось, что мальчик уже был невосприимчив к этой болезни. После 27 лет исследований Дженнер получил результат, который вошел в историю. Он написал одному из друзей: «Наконец я достиг того, чего так долго ожидал: передачи коровьего [Дженнер использует слово vaccine] вируса от одного человеческого существа другому обыкновенным прививочным путем. …Затем мальчик был привит человеческой оспой, что не возымело никакого действия, как я и рискнул предположить. Теперь приступаю к продолжению моих экспериментов с удвоенным усердием»[447].

Дженнер сдержал обещание. Когда весной 1798 г. коровья оспа поразила близлежащие молочные фермы, он провел новые испытания, взяв гной непосредственно у зараженной коровы и привив им пятилетнего мальчика. Уже от него он привил еще одного ребенка и далее, по цепочке, еще трех. У каждого наблюдались лишь легкие симптомы. Потом он, следуя обычной практике, привил их человеческой оспой, но они тоже оказались невосприимчивы к болезни. Таким образом Дженнер показал, что защитная сила вакцины, содержащей возбудитель коровьей оспы, сохраняется даже после того, как болезнь передается «из руки в руку» между разными людьми, а значит (если эту цепочку можно будет продолжить), нет необходимости брать прививочный материал напрямую у скота. Более того, процедура оказалась намного безопаснее традиционной прививки, так как у пациентов появлялась лишь одна оспина, а не целые скопища их, зачастую уродующие человека. Но важнее всего было то, что при такой прививке не возникало риска заразить людей, живущих рядом. Это удешевляло процедуру, так как прививаемым не требовалось на две недели изолироваться, чтобы не разносить заразу.

Специалисты тут же осознали, как сильно изменит медицину это открытие Дженнера, которое он в июне 1798 г. опубликовал в «Исследовании» – брошюре, изданной им за свой счет. «Замена яда человеческой оспы на яд коровьей обещает стать одним из величайших усовершенствований, когда-либо внесенных в медицину», – писал его друг Генри Клайн, хирург, который в июле 1798 г. произвел первую вакцинацию в истории Лондона[448].

Несколько месяцев столичная медицинская элита испытывала новую процедуру в более широких масштабах, а затем стала оказывать вакцинации горячую и активную поддержку. Эта практика с огромной скоростью распространялась не только в Британии, но и в континентальной Европе, всегда настороженно относившейся к прививкам, в Северной Америке, Индии, «Испанской Америке» и во многих других уголках мира. Дженнер уверял, что к 1801 г. в Британии удалось вакцинировать свыше 100 000 человек, причем Хэйгарт и Леттсом, прививатели-энтузиасты, одними из первых подхватили эту практику и стали ее влиятельными пропагандистами. В последнюю четверть XVIII в. лондонская смертность от оспы составляла в среднем 91,7 смерти на каждую 1000 летальных исходов. В первой четверти следующего столетия она была уже значительно меньше – 51,7, в 1851–1875 гг. составила лишь 14,3.

Во Франции, где могущественным сторонником нового метода стал не кто иной, как Наполеон, за четыре года (начиная с 1808 г.) удалось вакцинировать около 1,7 млн человек. В 1800 г. вакцинация добралась до Северной Америки, где медицинские и политические элиты тоже быстро дали ей свое благословение. Томас Джефферсон, третий президент Соединенных Штатов и еще один ревностный пропагандист новой практики, в 1806 г. писал Дженнеру: «Вы устранили из календаря человеческих недугов один из страшнейших. Можете быть покойны: человечество никогда не забудет, что вы жили на свете»[449].