В 1811 г. Александр I выпустил второй указ в этой сфере, на сей раз объявляя вакцинацию обязательной и повелевая всем россиянам подвергнуться этой процедуре на протяжении ближайших трех лет. Сопротивление религиозного характера и огромная численность населения сделали этот подвиг непосильным, но к 1812 г. даже перед лицом наполеоновского нашествия общее количество вакцинаций в России превысило колоссальную величину 1,6 млн. Меры насильственного навязывания вакцины несколько ослабли, когда царское правительство стало передавать самим медикам руководство программой, но вакцинация продолжала пользоваться личной поддержкой царя. Встретившись с Дженнером в Лондоне в 1813 г., Александр объявил врачу (хоть это и была чересчур оптимистичная оценка): вакцина «почти подавила оспу» в его империи.
Всемерная поддержка Екатериной прививочной практики впоследствии помогла проторить в России дорожку для вакцинации, но этот новый метод с немалой скоростью распространялся даже в тех странах, где прививкам некогда оказывали сопротивление. Уже в 1803 г. он прочно утвердился во многих северных и западных регионах Европы: вакцинацией активно стали заниматься в Швеции, Италии, Германии и Австрии, а вскоре и во Франции, где ее горячо поддерживал Наполеон и продвигали государственные власти[461]
. Из Испании, где король Карлос IV уже в 1798 г. приказал ввести вакцинацию в королевских сиротских приютах, вакцина на корабле добралась до южноамериканских колоний: ее сумели сохранить путем вакцинации «из руки в руку» 22 детей-сирот, находившихся на борту. К концу кампании удалось вакцинировать около 300 000 жителей самых разных стран, от Мексики и Венесуэлы до Филиппин и Китая.Тот же принцип «человеческой цепочки» использовали для распространения вакцины в Индии, после того как в 1802 г. она прибыла туда из Ирака, и для доставки спасительной лимфы на колониальные аванпосты в Африке, Австралии и Индонезии. В Америке, где дальновидные эксперименты преподобного Коттона Мэзера и доктора Забдиэля Бойлстона внесли немалый вклад в самые первые исследования традиционной прививки, вакцинация также распространялась быстро – во многом благодаря тому, что сам президент Джефферсон активно поддерживал ее. Принятие традиционной прививочной практики никогда не было в Америке повсеместным – там она часто наталкивалась на общественное сопротивление, хотя в 1777 г. Джордж Вашингтон распорядился об обязательной прививке всех своих войск, когда понял, какое преимущество иммунитет от оспы дал британским силам в ходе американской Войны за независимость.
Между тем в Британии, этом всемирном центре прививочной науки, где возник великий прорыв Дженнера, на раннем этапе вакцинация столкнулась едва ли не с самым яростным противодействием во всем мире. Богачи и представители среднего класса быстро перешли на новый метод, но вот бедняки, особенно лондонские, упорно сопротивлялись ему, требуя традиционной прививки. Многие родители, являвшиеся в Лондонскую оспенную больницу, настаивали, что они хотят сделать своим детям лишь традиционную прививку и что лучше уж риск оспы, чем вакцинация.
Жадных прививателей, которым очень не хотелось терять прибыльный бизнес, обвиняли в том, что они разносят болезнь, позволяя своим пациентам заражать других людей. Сатирическая гравюра Исаака Крукшенка, опубликованная в 1808 г., показывала, как Дженнер пытается урезонить практиков-традиционалистов, вооруженных окровавленными ножами, заклиная их: «О братья, братья, одолейте в себе любовь к наживе ради сострадания к ближнему»[462]
. Леттсом, некогда активно выступавший за амбулаторную прививку в Лондоне, теперь заявлял, что прививатели, сеющие смерть посредством распространения инфекции, по сути сознательные убийцы[463]. Дженнер, пусть и далеко не сразу, получил от парламента награду за свое открытие, но и он не сумел ускорить принятие нового метода в Британии. В 1815 г. он с явной досадой писал: «Взгляните на [континентальную] Европу, и вы обнаружите, что, пока мы сражаемся с антивакцинистами, они сражаются с оспой и что они уже одолели это чудовище»[464].