Прививка от невежества

Между нами было максимум метра три, кан был широкий, на полкомнаты от стены к стене, в одну упирался я, в другую Искен. Раздался стук, от которого вздрогнула стена, через мгновение дошло, что одежда над правым плечом приколота к ней. Я медленно повернул голову и посмотрел, клинок торчал по рукоятку. И тут же нервно рассмеялся, Искен не поднимал руки — нож, казалось, вылетел сам.

— Ну, по крайней мере, веселые к нам еще не приезжали, — прохрипел почти умирающий азиат.

— Второй показать? — спросил мастер. — Может, что и увидишь.

— Покажи, если получится, — предложил я. А что было делать? Злить, наверное, не стоило, плакать разучился в тайге. Я прекрасно понимал, что в этом состоянии ему промахнуться ничего не стоит. Мне оставалось только одно — рассмотреть хотя бы технику броска, тем более, что подобного никогда не видел.

— Не переживай, лекарь, получится, — заверил меня азиат.

И тут я увидел: по азиату прошла едва заметная волна, закончилась она в правой руке, которая открытой ладонью накрывала два клинка. При таком абсолютно правильном движении Искену осталось только сжать один из них и проконтролировать направление, вовремя разжав руку. Клинок вырвался из кулака и вонзился у меня над головой так, как будто его плотно прижали к черепу, а потом вбили молотком. Я был уверен, что мастер приколол прядь моих волос.

— Не жмет? — поинтересовался азиат.

— Немного есть, — честно признался я.

Дверь с грохотом отворилась, в комнату ворвалась Саша. Она перевернула стоящий на кане столик и уткнулась лицом мне в грудь. “Следующий будет мне в лоб”, - с уверенностью решил я.

— Не нужно, ада! — закричала она, и крик, отразившись от клинков, зазвенел в моих ушах.

— Кому не нужно? — хрипло прокричал ей в ответ Искен.

— Я люблю его, ада.

То, что это конец, сомнений не было. Стена снова вздрогнула, я напряженно пытался понять: куда Искен воткнул мне клинок. Время шло, больно не было, и тут я захлебнулся испугом. “Наверное, он убил дочь, — озноб пробежал по всему телу. — Конечно, разве такое прощают мусульмане”. Я потихонечку попытался отстранить прижатую к груди голову Саши, но почему-то не смог. Открыв глаза и оглядевшись, я все понял, одна из ее тоненьких косичек была приколота клинком к моей одежде и стене.

— Ну что, парочка? — просипел выдохшийся от напряжения азиат. — Выбирайтесь, поговорим.

Саша тихо заплакала, сильнее прижав к моей груди лицо, потом правой рукой перерезала о клинок косичку.

Мы вдвоем, опустив глаза в кан, сидели перед Искеном. Три клинка по-прежнему торчали в стене.

— Было время, я не пропускал дни рождения Учителя, — хрипел азиат. — Сейчас уже все. А как бросал… Его дочкам косички с десяти метров прикалывал — одну двумя клинками.

— Мамочки, — невольно вырвалось у меня.

— Да, — кивнул дрожащей головой азиат. — Было время.

Я поднял глаза и опустил. Искен плакал, у воина по впалым, морщинистым щекам текли крупные слезы.

— А потом начали прибегать такие разведчики, как ты, но тебя хоть Гришка привел, — через силу улыбнулся мусульманин. — А они приползали сами. Иди, — продолжал азиат. — И готовься как можешь, только не опозорься.

— Ну а? — я кивнул головой в сторону Саши.

— В меня, — Искен с горечью попытался махнуть рукой. — Мне за ее мать такой концерт в долине закатили — шайтанам тошно. Не убивать же ее. Иди, Сергей.

— Послушай, — не выдержал я. — Тебе нужно уколоться.

— Это я напоминаю себе, что у Учителя, первого и единственного, день рождения, — из последних сил прохрипел азиат и потерял сознание.

— Сережа, — с ужасом взвизгнула Александра.

Этим утром я своими руками колол Искена.

Солнце пыталось нагреть ледяную землю. Я шел в свой чуйский дом, задумавшись над увиденным. Я ненавидел себя за тупость, за боль, которую принес Искену, и за Сашин позор. От этих мыслей меня оторвало событие, которое произошло возле коммерческих ларьков. На меня сильно дохнуло агрессией, которая мгновенно вышибла все мысли из головы и заставила бросить взгляд вперед. Метрах в пяти, в стойках замерли два азиата. Дунганин и уйгур — сразу определил я. Через мгновение они бросились друг на друга. Бой был жесткий и высокого уровня. Забыв обо всем на свете, я смотрел на него с открытым ртом. Уровень примерно одинаковый, школы — разные. Неверное движение — и в ржавом ларьке глубокая вмятина от кулака, но промахнувшегося это не вывело из равновесия, он защитился, снова бросившись в атаку. Еще удар ногой, и у ударившего на подъеме повис кусок синей куртки, это означало — не повезло лишь куртке соперника. Через несколько минут молодые бойцы немного устали и поэтому успокоились. Теперь они начали не спеша применять школьные стойки, нанося не частые, но более мощные удары.

— А ну, стоять! — раздался справа от меня вибрирующий сталью голос с чисто русским произношением. — Смотри, красавцы, разошлись, — на этот раз голос загудел так, что меня опять затошнило.