Прививка от невежества

Люди живут в странном мире, даже не в странном, а каком-то необъяснимом, они видят то, чего нет, и не видят то, что есть. Спешат, зарабатывают деньги, пытаются по своему любить друг друга, растят детей, не желая, чтобы те были похожи на них. Выдумывают для своих чад сверхъестественные задачи, загоняя любимых детей чуть ли не до смерти. Заласкивают собак, делая из них членов своих семей, полностью лишая животных индивидуальности, превращая их, огромных и сильных, в лежащих на подушках пархатых шавок. Все время копят, копят и копят все, что только возможно в этом мире, сами не зная зачем. Какой-то пугающий, изуродованный инстинкт самосохранения.

Мне вспомнилась одна семья, которая выращивала кролей и настолько привыкала к ним, пушистым и красивым, что резать ни у кого не поднималась рука.

Но человек всегда находит выход по-своему. Рядом жили соседи, тоже страдающие от подобного. Собирался совет двух дворов, подбирали равноценных по весу и меху, и все проблемы были решены. Почему равноценных? Да потому, что своих и те, и эти есть тоже не могли, чужих — запросто.

Убивать чужое — исключительная человечность!

”Стоп, — одернул я сам себя. — Что-то ты, Сережа, сходишь с ума. А ведь завтра у Патриарха день рождения".

Я представил, кто может приехать, и стало очень плохо. Потом понял, что даже не представляю, кто может приехать.

"Остановись, — снова приказал я себе. — И внимательно подумай, кто может приехать к Первому Патриарху северо-тибетской Школы?"

И вдруг мне стало смешно, а какая разница кто приедет? Может, нужно подумать, что мы имеем. А имеем мы аж ничего, причем такое большое ничего, что и слов нет. А это значит, на дне рождения Фу Шина будут показывать технику те, которые еще даже не стали учениками.

И тут меня осенило, — что ребята уже считают себя учениками, этим нарушая все законы и традиции. Я сидел в кустах ломая себе руки, прекрасно понимая, что объяснять это ребятам бесполезно.

Так ничего и не решив, я направился к дому. Во дворе ждал очередной сюрприз, азиаты сдержали слово, они привезли немного денег и шесть бутылок водки. Три бутылки я отдал орлам, которые приняли их с радостью, остальные оставил себе.

Этим вечером я напился. Ученик Няма сидел в темном коридоре на куче обуви и молча, обливаясь слезами, изо всех сил, не спеша, метал башмаки в дальнюю стену. Тогда мне казалось, что если пробью ее — все будет хорошо. На грохот из комнаты вышла первая жертва и сразу получила туфлей в лоб, удар был настолько силен, что бедный парень свалился на пол. В следующего я промахнулся. Спрятавшись за дверь, он клятвенно заверил, что есть запасные ботинки и с неимущим фотографом поделятся. А стена все никак не пробивалась, и ученик Няма, прошедший войну корейцев с японцами, уже никого не стесняясь, завывал во весь голос. Обувь закончилась, и я провалился в сон.

Утром, после трех бутылок водки, я зашел к ребятам в комнату.

— Значит так, господа орлы, — держась за голову, промычал я. — Сегодня у Фу Шина день рождения, и мы будем показывать технику.

— Да мы что, клоуны? — раздраженно фыркнул кто-то из толпы, пьющей чай.

— Убью сейчас, — внезапно вырвалось у меня.

— А ну, заткнись, — зашипели на него все.

— Готовьтесь, в шесть вечера пойдем в дом к Учителю, — подавив приступ тошноты, я вышел из комнаты.

На улице медленно умирал розовый куст. Наглядевшись на это печальное зрелище я решил сходить на разведку к Искену. Сделав несколько восстановительных дыханий, и все же не очень твердой походкой, я вышел со двора. Возле коммерческих ларьков стало намного легче, а когда упал в неглубокий сухой арык, то пришел в себя окончательно.

Двери открыл все тот же губастый великан и сразу ушел в свою комнату, из которой доносилась тоскливая восточная музыка. Меня всегда удивляло то, что ни в одном доме, по крайней мере, куда был вхож, другая не прижилась. Искен сидел, перебирая блестящие клинки.

— Привет, шпион, — невесело усмехаясь, поздоровался со мной мастер.

— Привет, но почему шпион? — стараясь как можно веселее, ответил я.

— Хорошо, пусть разведчик, — жестко сказал азиат.

— Да вот, проведать пришел, — уже насторожено пробормотал я.

— Меня что ли? — притворно удивился мастер. — Присаживайся, — с опозданием предложил Искен.

Я сел напротив азиата, уперевшись спиной в стену. Он задыхался больше, чем обычно, было такое впечатление, что в Чуйской долине закончился опий. “Странно”, - подумал я. Передо мной сидел человек с опасной для жизни абстиненцией.

— Тебе помочь, Искен? — предложил я.

— Я сам себе могу помочь, — хрипло, с дрожью в голосе, произнес азиат.

На него было тяжело смотреть — дрожащий, весь в поту, как будто искупался в одежде, казалось, еще немного и мусульманин умрет.

— Смотри, ученичок, это первый, — хмыкнул азиат.