Привычка выживать (СИ)

- Я пытаюсь оставить вид из своей комнаты рядом с собой навсегда, - она пожимает плечом, и задает встречный вопрос, так же не блещущий тактом. – А почему ты рисуешь Китнисс Эвердин? – девочка понимает, что задала слишком сложный вопрос, и добивает своего тугодумного собеседника еще одним. – Разве ты не хочешь сохранить ее такой, какой она когда-то была? – все это девочка проделывает, не отвлекаясь от листа бумаги. Пит уверен, что ей не нужен никакой учитель; она прекрасно справляется с построением рисунка сама, но Пит не спрашивает, зачем находится здесь. Он принимает правила еще одной игры, игры, которая ему любопытна. И не находит в себе сил для очередной порции лжи.

- Я хочу избавиться от ее образа, - говорит задумчиво, и действительно, осознает это.

Каролина ломает грифель карандаша и приспосабливает бесполезного учителя под механическую точилку, даже не обернувшись.

- Разве всегда было так?

- Нет, - Пит стряхивает стружку в мусорное ведро. – Когда-то я хотел сохранить каждое выражение ее лица, каждый ее жест, каждое ее слово. Каждое воспоминание о ней было важнее всех остальных воспоминаний, и от того, что они все были такими важными, но их нельзя было коснуться, а только прокручивать в голове, мне становилось страшно. Теперь, - он делает паузу, - теперь все иначе.

- Из-за охмора? – уточняет девчонка бесстрастно.

И Пит начинает злиться на нее. За бестактность. За зрелость мышления, которой не должно быть в существе двенадцати лет от роду. Он упрямо заставляет себя вспоминать, чья кровь течет в этом маленьком теле, заставляет себя представлять, что родственные связи имеют огромное значение, даже если эти связи тянутся от самых отвратительных людей к пока невинным существам.

- Что ты знаешь об охморе? – спрашивает он резко, забывая про камеры и свою былую осторожность.

- Дед многое рассказывал мне, - Каролина отвлекается от своего занятия и смотрит на Пита прямо, будто стараясь заставить того отвести взгляд первым, но проигрывает и краснеет – скорей всего, от бессильной злости. – Дед рассказывал мне даже больше, чем я хотела бы знать, - поджимает тонкие губы, и упрямо возвращается к рисунку. – Он говорил о том, что ты охморен. Он говорил, что охмор невозможно победить. Но ты не убил Китнисс Эвердин. Значит, дед ошибался?

В бессильной ярости Пит сжимает кулаки и отходит к двери. Камеры, вокруг должны быть включенные камеры, и он не видит их только потому, что не знает, куда смотреть. Он старается не смотреть в сторону застывшего за спиной своей внучки мертвого Президента, который восторженно цокает языком, и даже хочет прикоснуться к светловолосой склоненной голове. Пит знает, что сходит с ума. Знает, что мертвый Президент не ошибался, веря в результат своих пыток. Бессонная ночь, и стертые почти до крови пальцы, и изуродованные лица Китнисс Эвердин, которые он вспоминает сейчас так быстро, так явно, все это наваливается на него с новой силой, и кажется, что голова вот-вот взорвется. Он неловко опускается на жесткое кресло, и закрывает глаза. Пытается вспомнить, чему учил его доктор Аврелий, но мысли сбиваются и путаются, и хочется только одного: сорваться с места и бежать, бежать как можно быстрее отсюда, от этой странной девочки, от мертвого призрака, глядящего сейчас даже с каким-то сочувствием, от Китнисс Эвердин, от нового шоу, от министра связи и всей этой чертовой канители, в которой у него просто нет сил разобраться.

Прохладная детская рука робко ложится на лоб.

- Мой дед был чудовищем, - говорит Каролина тихо, боясь, что замерший Пит откроет глаза, и надеясь на это, - он должен был ошибаться. Ты сам мне сказал, что многое можно исправить. Так неужели нельзя исправить то, что он когда-то натворил? – спрашивает еще тише и отходит. Шаги ее замирают возле мольберта, и пропадают жалобные интонации. – У меня пляшет горизонт. Покажи, как сделать горизонт правильным!

И Пит подчиняется приказу маленькой тиранки с прохладными руками, пока мертвый Президент невидящим взглядом всматривается в окно, стоя спиной и к Питу, и к своей кровной родственнице. Сегодня мертвый Президент не произносит ни единого слова, и ведет себя тихо, как призрак, который внезапно получил богатую почву для размышлений.

Каролина продолжает задавать вопросы и на следующий день, и на день, следующий за ним. Она рисует, исправляет нарисованное, иногда хочет бросить всю проделанную работу и начать заново, но Пит настаивает на исправлениях, и продолжает выслушивать бесконечные вопросы, не дающие ему покоя ни днем, ни ночью. Отвечать он старается односложно, но мысленно дает более развернутые ответы, и презирает себя за подобную трату времени, и ненавидит себя за то, что собственными размышлениями ставит себя в тупик.

- Мой дед был тираном? – спрашивает Каролина.

Пит отвечает:

- Да.

- А моя мать? - Каролина уже не дожидается ответов, будто ставя перед собою иную цель: задать как можно больше вопросов, которые взорвут мозг Пита Мелларка или же просто перевернут с ног на голову его привычные суждения о мире.