Привычка выживать (СИ)

Тишина родного Дистрикта и воздух, весь перенасыщенный пеплом, действуют на нервы. Не сговариваясь, участники Шоу устраиваются в одном доме, когда-то принадлежащему Хеймитчу, быстро рассредоточиваются по свободным комнатам, находящимся в достойном состоянии, чем можно было предположить. С последним поездом, до которого Эффи и Хеймитча доставляет единственная машина, в настоящий момент в дистрикте находящаяся, прибывает одежда и запас еды. Съемочная группа, узнавшая о том, что продолжительность командировки претерпела значительные изменения, располагается в соседнем доме, когда-то принадлежавшем Китнисс, и с восторгом бродит по комнатам Огненной девушки с камерами и фотоаппаратами. Эффи удается, хотя и с большим трудом, отговорить их от продолжения съемок. К тому же, завтра она ожидает получить приблизительный список всех необходимых интервью. Том, очевидно, до последнего остававшийся в неизвестности, обещает сделать все в кротчайшие сроки, и Эффи держится из последних сил, чтобы не грубить ему в коротком разговоре.

- Наслаждайся славой, солнышко, - говорит ей Хеймитч язвительно. – Ты заслужила.

Он привычно устраивается на диване и тянется рукой к небольшим резервным запасам спиртного. В конце концов, отправляясь в Капитолий для изгнания демонов из пары Пита и Джоанны, он не предполагал, что исчезнет отсюда на столь продолжительный срок. Эффи не морщится, услышав его издевку, но не скрывает изумления, когда бутылку Хеймитч с явным сожалением убирает обратно в бар.

Китнисс обнаруживается в одной из комнат. Лежит на заправленной постели, скрючившись. Глаза ее открыты, но взгляд кажется лишенным всякого осознания. Она не откликается на свое имя, да и прикосновение, признаться, успешно игнорирует. Хеймитч, повздыхав рядом, решает не давить на нее именно сейчас. Он задергивает занавески, не поднимая ожидаемого столба пыли. На постели, занятой Китнисс, новый комплект белья, и это кажется не положительным, а отрицательным моментом. Их ждали здесь. Их ждали здесь с распростертыми объятиями. Но это место – вовсе не дом. Это ловушка, трясина. Не успеешь оглянуться, и уже потеряешь всякий шанс выбраться отсюда живым.

Эффи в другой комнате перебирает пришедшие с поездом вещи. Пит на кухне проделывает нехитрые операции с пакетами, в которых обнаруживает продукты. Пит, впрочем, Хеймитча не интересует.

- Ну и как ты чувствуешь себя в изгнании?

Ему вновь хочется задеть ее, будто она – все та же капитолийская дурочка, которая только и умеет, что выбирать броские платья кричащих цветов и не менее кричащих силуэтов, краситься и поправлять часто съезжающий парик. Он помнит ее другой. Не той, которая она была, когда объявляла имена новых жертвенных агнцев на Жатве. Не той, на лице которой вообще не отражалось никаких чувств. Он помнит ее живой и беззащитной; но те воспоминания так слабы и изменчивы, что практически не сказываются на их настоящем общении.

И, кажется, Эффи понимает это даже лучше, чем он.

Эффи вообще многое понимает лучше, чем он.

Ей не позволяют улететь в Капитолий. Ее вещи, собранные чьей-то непрофессиональной рукой, прибывают на следующий день, а после получения краткого списка тех видео, которые лучше всего будет заснять именно в дистрикте, Эффи заставляет всех вовлечься в работу. Съемочная бригада, вольготно устроившаяся в соседнем доме, тратит несколько часов на поиск лучших фонов для съемки. Хеймитч не может не проникнуться симпатией к парням, которые гоняют туда-сюда капитолийскую фифу на каблуках по лесу, к разрушенным и уже не подлежащим восстановлению шахтам, к месту, когда-то бывшему центром дистрикта, дорога к которому уже не может похвастаться ровностью и удобством. Впрочем, во всей ситуации только неуклюжие перемещения девицы с нарисованным лицом хоть как-то поднимают настроение.

Дистрикт разрушен. Событие далеко не новое для того, кто прожил здесь не один день уже после разрушения. Хеймитч с трудом привыкает к виду родной земли в трезвом состоянии. Хеймитч с трудом узнает знакомые пейзажи, и с еще большим трудом заставляет себя что-то рассказывать о них. К счастью, от него никто не требует многого. Поэтому большую часть времени он стоит поодаль, наблюдая то за Эффи, в очередной раз сморозившую какую-то глупость или вляпавшуюся в то, что никогда не отстирается. За Питом, ловко манипулирующим словами, а иногда и молчащим так вдохновенно, что захватывает дух. За Китнисс, перепады настроения которой все меньше бросаются в глаза. За Китнисс, которая, очевидно, начинает недоумевать, как могла подписаться на участие в этом шоу. Он наблюдает за ними троими и ждет, что на него однажды с неба свалится решение всех проблем, правильный алгоритм использования поломанных и изувеченных фигур в Игре, так изящно поставленной Плутархом Хевенсби. Но небо родного дистрикта молчаливо и перенасыщено пеплом; небо не отвечает ни на мольбы, ни на просьбы.

Впрочем, на его мольбы и просьбы давным-давно уже никто не отвечает.

По вечерам чаще всего их – четверых изгнанников – оставляют в одиночестве.