Привычка выживать (СИ)

Время тянется слишком медленно. Кажется, будто секундная стрелка сломалась и вообще перестала двигаться. Пит гипнотизирует ее так долго, как только может, но ничего не происходит. Может, здесь сломаны все часы? Или время действительно остановилось? У него нет ответа на этот вопрос, но у него нет возможности отвлечься на что-то, кроме собственных мыслей, становящихся оглушительно громкими в тишине зеркальной комнаты.

Его немного удивляет осознание того, что тишина, с которой, как он думал, он успел сродниться, кажется непривычной. Тишина была его самым верным спутником после Голодных Игр. И даже после революции – в больнице, в которой он провел не один день, не так много шумных компаний, способных скрасить одиночество. В больнице его навещали только двое – Аврелий и Пэйлор, и сейчас ему сложно определиться, чье присутствие было тяжелее переносить. Впрочем, ему же было все равно. Их присутствие лишь порождало легкий шум; слова, почти не касающиеся его сознания, потому что его безразличие было единственной гаванью, местом, в котором можно было скрыться, пусть и не целиком. Возвращение в его жизнь сначала Джоанны, потом Хеймитча и Эффи внесло значительные коррективы. Но связь с тишиной разрушило именно проживание в Тренажерном Центре.

Мог ли он когда-нибудь представить, что будет вспоминать неспокойные деньки в обществе неспокойных победителей Голодных Игр с ностальгией? Нет, конечно. Он не мог представить; эта ностальгия кажется болезненно неправильной. В воспоминаниях лица участников нынешнего Шоу искажены гримасами ненависти и боли из-за последней недели совместного проживания. Все, что может вспомнить он с начала переезда на Четвертый этаж, кажется далеким и почти родным. Бесконечные перепалки. Неутихающий шум. Разговоры, которые не заканчиваются. Откровенности, которые лишь сплачивают. Лица бывших врагов вот-вот должны была стать лицами нынешних союзников с перспективой превращения в лица друзей, но последняя неделя перечеркнула все. Перечеркнула всех.

Мысли вновь принимают ненужный оборот. Чувства, напоминающие собой сбивающие с ног волны, вот-вот возьмут верх. Но процесс необратим. Все, что может сделать Пит, это попросить отсрочку. Опять. Стараясь не думать о том, какой будет цена. Стараясь не думать, но леденея от страха перед грядущими потрясениями. Питу кажется, что это новый вид пыток, изобретенный в Капитолии. Его вот-вот вывернут наизнанку. Вытащат на свет все темное и жуткое, которое на свету преобразится во что-то еще более жуткое. Пит предпочел бы миновать этот период; Пит предпочел бы и дальше оставаться безмятежно спокойным. Ему нравится смотреть вокруг и видеть все таким, каким оно является на самом деле. Но теперь он должен использовать прошедшие времена, потому что незамутненная чувствами жизнь его уже канула в лету. И его способность обнаруживать причинно-следственные связи каждый день подвергается многочисленным поправкам на вездесущее и исконно человеческое «а что, если».

А что, если бы он поверил в любовь Китнисс?

Но он обманывает себя. Теперь – обманывает. Еще два месяца назад он точно бы знал, что ее любовь невозможна. И знание это не принесло бы ему никаких неудобств. Оно было бы чем-то вроде неприятного укола, не укола даже, а воспоминания об уколе. Теперь же… Теперь же весь его мир, подернутый краской ярости и гнева, вновь и вновь возвращается к Китнисс Эвердин, которая только играет роль. Играет теперь убедительнее исключительно из-за влияния каких-то там препаратов. О, Пит на собственном опыте знает, как могут влиять Капитолийские препараты на мысли и поведение любого человека. Но Пит не может понять, отчего именно ему досталась бесславная участь человека, познающего последствия этого влияния на собственном опыте.

Равнодушная часть его во всем происходящем смогла бы найти некую высшую справедливость. Но охмор Китнисс – не высшая справедливость. Охмор Китнисс – это привет с того света, с наилучшими пожеланиями от мертвого Президента Сноу. Сам Президент, находящийся вместе с Питом, но не отражающийся ни в одном из зеркал, хранит молчание. Теперь он не так разговорчив, как в прежние времена. Быть может, время его пребывания в качестве личной галлюцинации Пита, подходит к концу. Но, черт возьми, эта пытка не может продолжаться вечно!

Будто в ответ на безмолвный крик Пита включается один из мониторов. Пита не интересует происходящее на экране. Пита вообще ничего не интересует, кроме работающего со все большими паузами механизма внутри него самого, поэтому большую часть вступления Тома он пропускает мимо.

(- Какая непозволительная расточительность, - не следует его примеру мертвый Президент Сноу. – Страна почти находится на грани экономической катастрофы, а они тратят немыслимые суммы на какую-то там сцену. К тому же, не такую шикарную, как прежде. – Пит слышит в его голосе самодовольство.)