Привычка выживать (СИ)

Хеймитч переругивается с Джоанной, которая хохочет, как заведенная, хотя голос ее давно охрип. С тем же успехом Хеймитч поддевает Энорабию, выглядящую как ходячий труп; и, поддевая ее по поводу ловкости обращения с бывшими соперниками, Эбернети все же придерживает дверь ее спальни, зная, какие адские муки испытывает зубастая, просто делая очередной вдох. Конечно, он не слышит слов благодарности в ответ, только Джоанна, краем глаза замечающая этот жест, фыркает и зевает.

- Старый ты плут, - шепчет и исчезает в проеме двери.

Хеймитч стоит какое-то время в коридоре, еще не осознавая полностью, что именно так заботит его в данный момент. Он чувствует себя одновременно и свободным, и посаженным на новую цепь. Он жаждет общения, хотя от усталости едва удерживается на ногах. Он хочет допросить всех и каждого, в тысячный и сто тысячный раз, как именно все они оказались в этом здании, в этой жизни, какими окольными путями добирались и как много крови – своей и чужой - успели пролить. Вместо этого он просто стоит посреди коридора, прощаясь, пусть даже мысленно, с Питом, на лице которого все еще не проступают человеческие эмоции. Впрочем, в глазах его можно уловить беспричинный ужас и ожидание пойманного в ловушку зверя. Хеймитч желает Питу приятного сна и прислоняется к двери.

- Иди уже спать, Эбернети, - одергивает его знакомый голос.

Гейл не выглядит так, будто пил наравне со всеми. Хотя ему, конечно, на правах главного врага, могли и забывать наливать.

- У меня нет привычки спать днем, - огрызается в ответ бывший ментор, Гейл хлопает его по спине.

- У тебя слишком много других вредных привычек. Одной больше, одной меньше, какая разница?

Хеймитча так и подмывает начать спорить с этим мальчишкой на повышенных тонах, но, подумав, он все же следует неплохому совету. На улице действительно светло, но кто-то позаботился о том, чтобы задернуть тяжелые шторы и расстелить постель. Хеймитч забирается под одеяло, вновь укоряя себя за непозволительный возраст и неподходящую физическую форму, и засыпает прямо в одежде. Снится ему почему-то знакомая до боли Эффи Бряк, сидящая на его кровати в нелепом розовом платье; Эффи Бряк, лица которой вновь не рассмотреть под слоем косметики.

- Скажешь, что сегодня важный-преважный день? – спрашивает у нее Хеймитч, принимая сон за реальность или реальность за сон. Эффи качает головой. – Тогда ложись спать. Уверен, за последние двое суток ты не поспала и часа.

Уголок рта Эффи дергается в попытке улыбнуться.

- В последнее время я вообще мало сплю, - отвечает она.

- В последнее время ты пьешь больше обычного, - фыркает Хеймитч. – Совсем скоро ты станешь человеком.

Эффи никогда не понимала его чувства юмора, да и пыталась ли? Теперь она лишь вежливо улыбается. Хеймитч закатывает глаза. Во что ты опять играешь, женщина? В его жизни и так хватает Игр, правил которых он толком не знает.

- Твой сон пропал из-за лекарств? – интересуется Эбернети, пытаясь заполнить возникшую паузу.

- Из-за лекарств, - соглашается Эффи. – А еще из-за воспоминаний. Из-за лекарств воспоминания кажутся слишком яркими, - она морщится и прикусывает губу. Хеймитч думает о том, что она рассказывала ему о снятой с живых людей коже, и тоже морщится.

- Ты сильная, - выдавливает он, впервые делая ей не приправленный сарказмом комплимент. – Ты справишься.

- Я не хочу быть сильной, - отвечает Эффи. – Я хочу все забыть.

Хеймитч переворачивается на спину, все еще веря в то, что происходящее здесь происходит во сне. Он чувствует себя вполне отдохнувшим, чего в реальности быть не может, учитывая все произошедшее. К тому же, присутствие в его спальне Эффи можно объяснить исключительно игрой его подсознания. Не то, чтобы он хотел видеть ее в своей спальне, но…

- Все хотят забыть, солнышко, - говорит он, рассматривая потолок. – Вместо этого все пьют до потери сознания, принимают наркотики и сводят счеты с жизнью. И еще, редко-редко, видят сны. Поэтому ложись спать.

Эффи встает, оправляет платье. Ее не вдохновила короткая речь бывшего компаньона по несчастью, но она не говорит в очередной раз, что не может заснуть. Идет к двери, с прямой спиной, один вид которой вызывает раздражение.

- Ты можешь остаться здесь, - говорит Хеймитч тихо. – Я такой старый и такой слабый, что даже при большом желании не смогу посягнуть на твою девичью честь, - ему не удается полностью избавиться от озорных ноток в голосе, но озорства в его словах на порядок меньше обычного.