Привычка выживать (СИ)

- Джоанна? – спрашивает Гейл откуда-то из темноты. Голос его звучит уже встревоженно. Джоанна посылает его уже не к черту, а по адресу более конкретному, и искренне надеется, что путешествие продлится очень долго, и он оставит ее в покое.

Покой, вот. Ей нужен покой. Свежий воздух, а не соленая вода, которой она дышит последнее время. Все дело в соленой воде и охморе, которым ее подкармливали в прогнившем Капитолии, чтобы сделать из нее очередную послушную марионетку. Чертов Капитолий. Чертовы лекарства. Чертов доктор Аврелий, который посмел умереть именно тогда, когда ей нужна его помощь!

Джоанну охватывает злость, заслоняющая собою недоумение и страх. Она идет к выходу, держа пальцы у виска, смотрит в пол, который нет-нет, но скрывается в темноте. Она вспоминает – не может не вспоминать – как охмор повлиял на Пита. Она вспоминает искаженное нечеловеческой решительностью лицо Китнисс, когда та направляла лук в сторону Каролины. Она вспоминает все, что знала об охморе, и задает себе вопрос, который задал ей Гейл. Может ли она теперь себе верить? Кажется, теперь она понимает, почему Гейла так расстроила ее маленькая месть одному капитолийскому чудовищу. Ее месть была довольно страшной, но могла ли она – настоящая она – поступить так с живым человеком? Может ли она теперь себе верить?

- Джоанна? – Гейл прикасается к ней, пытается задержать, но она сбрасывает его руку. Ей нужно выйти. Прямо сейчас. Ей нужно оказаться как можно дальше отсюда. Начинает немного кружиться голова, наверное, от недостатка кислорода. Свет первого этажа, свет, на который она раньше не обратила внимания, кажется ослепительно ярким. Джоанна закрывает глаза рукой; пальцы дрожат, будто выбивают по несуществующей поверхности какой-то нервный мотив.

Она вспоминает выражение лица Пита по ночам, когда он не мог остановиться, когда рисовал портреты мертвой Китнисс Эвердин. Его пальцы дрожали почти также, когда он откладывал кисть в сторону, когда хотел самому себе доказать, что все еще управляет своим телом.

- Джоанна? – спрашивает Эффи откуда-то со стороны.

- Пошла к черту, - шипит Джоанна. – Ты участвовала во всем этом.

В ее словах есть только часть правды, ничтожная, если хорошо разобраться, часть. Если бы не Эффи, использовавшая на Джоанне в ту ночь морфлинг, Джоанны, скорей всего, не было бы уже среди живых. Плутарх, которому Джоанна мешала, давным-давно нашел бы слова для того, чтобы убедить всех окружающих в том, что Джоанна опасна, что болезнь ее зашла слишком далеко, что ее нужно пристрелить, как животное, больное бешенством. И, как оказывается, Джоанна действительно была больна, но бешенство не было ее единственной болезнью. Джоанна была больна охмором.

Эффи поводит плечами, не задавая вопросов. Эффи тоже больна, но не охмором, а теми лекарствами, что убивают в ней что-то действительно важное. Что-то, без чего Эффи перестает быть собой, что-то, что однажды вернувшись, раздавит ее раз и раздавит навсегда. Джоанне не жаль. Джоанна даже завидует той легкости, с которой люди отдаются во власть равнодушия. О, сколько бы она сейчас отдала, чтобы не чувствовать ничего! Но она лишь будет мечтать о бесчувственности, и дело даже не в том, что ее пугают последствия, а в том, что она хочет доказать себе – она сильнее их всех, она сумеет перебороть что-то, вложенное в ее память извне. Она переиграет Капитолий так же, как Эффи переиграла Плутарха, и при этом не станет бомбой замедленного действия.

От принятого решения становится немного проще, хотя головная боль усиливается.

Эффи не спрашивает, в порядке ли Джоанна.

- Тебе нужно прогуляться, - говорит она.

Джоанна чертыхается в очередной раз, но, поразмыслив, соглашается последовать ненавязчивому совету. Правда, она не знает о том, что совету Эффи собирается последовать и Гейл, который мается внизу, считая расстояние от одной двери до другой широкими шагами.

- Нет, - отрезает Джоанна, когда Гейл только открывает рот для вопроса. – Нет, - повторяет она еще внушительнее, но замечает на лице Хоторна такое упрямое выражение лица, какое бывает только у капризных мальчишек.

Гейл ни о чем ее не просит, он не станет спрашивать у нее разрешения на то, чтобы просто идти рядом. Но Джоанну все равно злит его присутствие, и поэтому она первой нарушает напряженное молчание.

- Какого черта ты все еще здесь?

Гейл удивляется, но не отвечает. Джоанна закусывает губу, чтобы не сорваться на крик, и переходит к развернутым вопросам.

- Ты должен был уехать сразу после окончания Шоу. Вернуться туда, где тебя все слушаются, где ходят вокруг тебя на цыпочках и выполняют все твои приказы. Но ты все еще здесь. Почему?

- Почему вы все с такой легкостью описываете меня, как врага номер один? – отвечает вопросом на вопрос Гейл. – Я всего лишь делаю то, что у меня получается лучше всего.

- Раздражаешь всех только одним своим присутствием? – фыркает Джоанна.

- Ты злишься, потому что раньше раздражала всех своим присутствием ты? – поддевает ее Гейл.