Привычка жить

— Вы знаете, я очень рано замуж вышла — только-только восемнадцать исполнилось. В тот год как раз бабушка умерла, я одна осталась. А муж мой… он вообще-то очень хороший человек. Добрый. Я думаю, он просто тогда пожалел меня. Под крыло свое взял. Мы уже через месяц и поженились… Ну, сами понимаете… А дальше все пошло как-то гладко уж очень. И дети родились, и в материальном плане все было хорошо… В общем, в этом вся моя жизнь заключалась — дом, дети, муж… Не в том смысле, что любила я его безумно. Нет. Сейчас вот думаю, что и не любила даже. Я просто жила, и все. И не думала — люблю, не люблю… Как вот это растение искусственное — аукуба японская. Ему тоже в этом доме комфортно. Можно не цвести и не пахнуть, и в поливке не нуждаться, как моя дочь говорит. А потом муж от меня ушел. Сразу как-то. В один вечер собрал вещи и ушел. К совсем молоденькой девчонке. У них, как потом оказалось, давно уже отношения были, только я не знала ничего. Да и знать не хотела. Не ревновала совсем! Куда пошел, в котором часу вернулся — сроду не отслеживала. Как-то неинтересно мне это было. Я так верила ему, и мысли даже не допускала, что он вот так может… А он ушел, как будто враз все отрубил. Я даже не понимала, что такое вообще произошло. Ходила неделю по квартире как душевнобольная. Или как пьяная. Звоню ему на мобильник, а он рычит только. Дальше, говорит, сама давай. Живи как хочешь. Я растерялась так… Вы простите, что я вам это все в таких подробностях выкладываю! Просто хочу, чтоб вам понятно было, почему я потом…

— Да вы не извиняйтесь, Женя. Вы нормально все рассказываете. Я понимаю. Я вас очень внимательно слушаю, Женя… — тихо проговорил Дима, слегка дотронувшись пальцами до ее сжатой в кулачок руки. — Не волнуйтесь, продолжайте…

— Да. Хорошо. Конечно. В общем, осталась я одна — совершенно потерянная. Не женщина, а ноль полнейший. А потом будто автопилот внутри себя включила. И летела сама не зная куда. Надо ж было жить, детей кормить как-то. Правда, работу я очень быстро нашла. Там с Юрой… то есть с Юрием Григорьевичем Караваевым и познакомилась. Он вообще сначала не знал, что я одна живу… И никто не знал…

— В смысле — не знал? — тихо спросил Юра.

— Ну, я сказала всем, что я женщина замужняя. Наврала, в общем. А он, знаете ли, в меня сразу влюбился. Я это почувствовала. Женщины всегда это сразу чувствуют, знаете ли. А может, и не влюбился. Теперь уж и не знаю, как все это назвать… Может, пустоту мою внутреннюю как-то учуял. Когда внутри у человека пусто и больно, он всегда к себе какую-нибудь гадость сумасшедшую притягивает…

— Он приставал к вам?

— Нет, что вы! Он и подойти-то близко поначалу боялся. Только глазами так отслеживал… Как бы это сказать… Навязчиво-страдальчески очень. Такое было чувство, что я постоянно под прицелом телекамеры нахожусь. Или мухой под микроскопом ползаю. А потом муж мой официальный развод затеял, и все мое вранье наружу вышло. Вот тогда Юра и осмелел. Весь приободрился как-то, в открытую ухаживать стал… И не ухаживать даже, а… жизнь мою облегчать. В бытовом, можно сказать, плане. И до дому довезет, и на рынок за картошкой заедет, и зонтик надо мной откроет, и обедом накормит — ну прямо отец родной! Ну, я в какой-то момент и подумала — почему нет? Жила же я с мужем так вот… аукубой японской…

Женя вздохнула и замолчала, будто ушла вся в прошлую свою жизнь. Дима тоже молчал — ждал деликатно продолжения ее рассказа. Потом все-таки спросил тихо:

— И что? Что вы тогда все-таки решили, Женя?

— Да уж, решила… Собственно, я даже и не решала ничего — просто сопротивляться перестала. Пусть, думала, будет как будет. А потом и опомниться не успела, как Юра стал и в дом вхож, и сориентировался здесь быстро, где что лежит, и детям подарки дорогие стал делать, ну и… все остальное, конечно… Хотя, наверное, это так и должно быть с теми, у кого отношения случаются. Наверное, этому даже и радоваться надо…

— А вы, стало быть, не очень рады этому оказались?

— Ой, да не то слово! Не то чтобы не рада, а… будто омерзение какое-то во мне поселилось. Я сначала думала — показалось мне просто, все уговаривать себя принималась… Вроде того — чего мне еще надо-то? Меня любят, обо мне заботятся! Все, как раньше… И вот парадокс — чем больше я себя уговаривала, тем больше это омерзение разрасталось. Ничего с этим поделать не могла! Прям за саму себя стыдно было. Знаете, как стыдно? Человек перед тобой кренделя выплясывает, а у тебя внутри — омерзение… Нечеловеческое такое чувство… Очень, очень мне за саму себя стыдно было! В общем, хватило мне такой жизни на неделю всего. А потом я собралась с духом и заявила Юре — не могу, прости! Он даже и не поверил мне сначала. Все выяснить пытался, на что я на такое обиделась. Ходил за мной хвостом, подкарауливал везде, требовал объяснений… А что я ему объясню, что? Про омерзение свое объясню?

— Ну почему — про омерзение? Можно же было просто сказать — не люблю, и все… — пожав плечами, тихо проговорил Дима.

— Ой, да говорила я! И про «не люблю» говорила! А он твердит свое — зато я тебя люблю.