Призовая лошадь

Прибывали все новые и новые группы грузчиков, вваливались грязные, избитые, в синяках; почистившись и получив необходимую медицинскую помощь, они снова исчезали. Тяжелораненых укладывали на скамьи в ожидании перевозки в больницу. Из отдельных отрывистых фраз и восклицаний можно было в конце концов составить себе представление о том, что произошло. На причале «Люрлайн» столкнулись две группы забастовщиков. Вмешалась полиция. Была сделана попытка повести переговоры, но прежде, чем успели их начать, снова вспыхнули сперва мелкие драки, а потом и общая свалка. Случилось при этом так, что полиция оказалась зажатой посередине. Последние новости принес Безголосый, его артикулированный шепот и сумасшедшие жесты вселяли страх.

— Чья взяла? — спросил кто-то.

— Уж не думаешь ли ты, что там играют в футбол? — Взглянув на Мерседес, Безголосый добавил: — Твой отец жив и здоров, ну, получил несколько царапин на голове, но ничего серьезного. Скоро будет здесь, не беспокойся; он должен отдохнуть, так как торчит на причалах с четырех утра.

— Он участвует в драке?

— И будет драться до конца, даже если полиция станет хватать нас. Полиция позволяет, чтобы нас били, а когда мы защищаемся, она приходит на помощь к нашим врагам. Она явно рассчитывает ликвидировать нас чужими руками, но она заблуждается, потому что вскоре все наши люди будут на причале, и тогда противнику несдобровать.

Каждый удар кулаком, который он обрушивал на стол в такт словам, заставлял раненых вздрагивать; женщины зацыкали на него. Кто-то в углу тихим, усталым голосом подал реплику:

— Не понимаю, не проще ли было бы перестать проламывать друг другу головы и перенести спор в соответствующий суд. Похоже, что мореходные компании не прочь пойти на мировую.

— Ишь ты! — выдыхал, как из сопла, Безголосый. — Пусть, по-твоему, грузчики принимаются за погрузку и разгрузку? Да если они выйдут на работу теперь, значит, ими будут помыкать всю жизнь! Разве ты не видишь, несчастный, что именно сейчас компании приглядываются к тому, какой профсоюз сильнее, чтобы начать с ним переговоры? Все работы по погрузке и разгрузке судов должны стать прерогативой нашего профсоюза, а матросам в это дело соваться нечего. Да и прежде они в него не совались. Здесь, как и в любой другой части света, погрузку вести должны грузчики; для этого существуем именно мы, а не матросы, не повара и не радиотелеграфисты.

Входили и выходили забастовщики. В первый момент они чувствовали себя как-то неловко, но, видя искреннюю приязнь басков, быстро осваивались. Прислушиваясь и наблюдая, я тоже начал заражаться этим духом братства. Чувствовалось, что тут, в зале, никому ничего не нужно было объяснять. Все и так отлично понимали, в чем заключается общее дело. Мерседес занялась перевязкой и оказанием другой помощи раненым. Она стояла наклонившись над распростертым грузным телом рыжеволосого парня и промывала ему рану. Стиснув зубы, парень молчал и только изредка сплевывал на стену. Оба, словно завороженные, смотрели на зияющую красногубым ртом рану, на стекающую струйку крови, которая тут же густыми темными шариками свертывалась на краях разодранной рубашки. Парень пытался было упереться ногами в стену, но, не достав до нее, нелепо, будто крутя педали, заболтал ими в воздухе. Потом вдруг как-то разом вспотел и стал хрипеть. Я видел, как Мерседес побледнела. Руки ее задрожали. Парень застонал и завел глаза. Подбежало несколько человек. Раненый терял сознание.

— Нужно немедленно отправить его в больницу.

— Никаких больниц, — проворчал один из грузчиков.

— Перевезти его необходимо. Здесь он может умереть. Ранение очень тяжелое.

— Вызови «скорую помощь».

— Не надо.

— Говорю, немедленно вызови «скорую», осел ты упрямый! Ты что, с ума сошел? Как ты будешь его лечить? Хочешь, чтобы он умер?

— Если уж обращаться в «Скорую помощь», то в частную. Мы не хотим, чтобы сюда нагрянула полиция.

— А кто будет платить?

— Какая разница! Вызывайте «скорую», идиоты!

Кто-то пошел звонить по телефону. Я обхватил Мерседес за талию, чтобы она не упала. Хозяйка отпаивала ее черным кофе.

— Она очень устала, бедняжка, — сказала хозяйка. — Посмотри, какие у нее темные круги под глазами. Какая она бледная. Послушай, дочка, ты не должна здесь оставаться. Иди к себе. Отведи ее, не видишь, что она вот-вот грохнется в обморок? Отведи ее отдохнуть.

Я проводил Мерседес в ее комнату и осторожно уложил в постель. Откинувшись на подушке, с полуоткрытым ртом, она походила на ребенка; лицо ее показалось мне вдруг потемневшим, почти смуглым; красное покрывало скрадывало ее рост, размывало линии тела. Я подложил ладонь под ее затылок, наклонился и нежно поцеловал. Она хотела меня обнять.

— Обожди, я скоро вернусь, — сказал я, — посмотрю только, что там делается внизу, и вернусь.