Призовая лошадь

— Мне нравятся мужчины маленького роста, — начала она, набирая дыхание для пространного монолога, — потому что все, чем они располагают, мало́ по своей природе, и они увеличивают его усилием воли и напряжением духа. Если у них длинный нос, это признак того, что мужское начало у них тоже развито сильно. Маленькие мужчины нравятся мне потому, что их агрессивность — высшего порядка, рожденная в борьбе с самим собой и выкованная в победе над собой. При детской фигурке они во всем остаются настоящими мужчинами. Мне нравится прижимать их к груди, ласкать и нежить, зная, что в нужный момент эти дети превращаются в отцов. Ай, папочка! Ай, ненасытный, блаженна твоя обладательница! — И тонкими пальцами она ерошила волосы своего жокея, заходясь при этом от смеха так, что тряслись ее груди и живот. — Мне нравятся маленькие мужчины потому, что они будят во мне нежность… Маленькие мужчины всегда неожиданны, настойчивы, импульсивны, ревнивы, пылки и повелительны. Они ранят глазами убийцы и наказывают железным кулаком. Но любовь большой женщины всегда их смягчает и превращает в покорных детей. Мой маленький мужчина дополняет меня и ублаготворяет. Да и как может быть иначе? Он прогуливает меня по улице, словно капитан, ведущий корабль. Я веду его в танце, будто девочка, танцующая со своей куклой. Он знает индусскую пословицу: «Нет ничего, в чем бы женщина могла отказать маленькому мужчине…» Он обнимает меня, как обнял бы мир. Спит рядом так, будто бы родился из моего ребра, а не я из его. Чего еще может, требовать женщина от своего мужчины? Верности? Маленький мужчина всегда остается верным рослой подруге, которая им владеет; он никогда не бросит ее, ибо с самого рождения носит в себе страх перед возможностью бродить одному по дорогам жизни, перед возможностью затеряться в этих странствиях. Господь бог создал маленьких мужчин для больших женщин, и в этом противоположении заключается тайна жизни. Лежа в постели, большая женщина смотрит поверх плеча маленького мужчины и, получая наслаждение, может всласть любоваться небом. А маленький мужчина испытывает наслаждение, уткнувшись головой под сердце или в живот подруги, вспоминая, чему он обязан своим появлением на свет. Это для него стимул для дальнейшего воспроизводства…

Блондинка говорила спокойно, не повышая голоса, нежно поглаживая своего заснувшего жокея. Из присутствующих только я с любопытством выслушал необычный ее панегирик. Остальные спали, утомленные бессонной ночью.

Марш портовых грузчиков

Взяв Мерседес за руку, я повел ее к выходу, осторожно ступая на цыпочках, чтобы не потревожить спящих на полу гостей. Ледяной рассветный воздух словно спеленал нас сырой простыней. Я чувствовал, как тесно прижалась ко мне Мерседес. Мы спустились по Пасифик к Бродвею. Мостовая, покрытая сырой патиной тумана, поблескивала, как старинная бронза, и бледно-желтые нимбы уличных фонарей, разбухшие от водяной пыли, множили на тротуаре наши черные силуэты. Мы шли короткими шажками, смешивая свое дыхание с туманом. Китайский городок с его бумажными украшениями, омытыми влагой, и стенами, исполосованными белой известью и смолой, смахивал на парусную бригантину, выплывавшую из морской дымки. В подвальных складских помещениях слышались какое-то неясное шуршание, какая-то возня. Судя по всему, начинался рабочий день. Перед рынком сгружали огромные ящики с салатом. Китайцы в шерстяных свитерах и темных шапочках часто останавливались покурить или погреть руки, которые они запихивали себе под мышки. Взрезая воздух резкой сиреной, промчалась полицейская машина. За ней, разбрызгивая жидкую грязь, вторая, третья.

— Боюсь, что в порту потасовка, — сказала Мерседес. — Рабочие все еще бастуют…