Призрак мадам Кроул

Он почувствовал, как на кончик большого пальца надавил чужой палец – по его словам, это ощущение было очень отчетливым, словно под одеяло проникла чья-то рука, требуя внимания. Затем ему показалось, как что-то размером с крысу внезапно подпрыгнуло в середине подушки, прямо возле головы. Потом чей-то голос очень тихо произнес: «О!» – совсем рядом с затылком. Дядя был уверен, что все происходит на самом деле, но не мог понять, что это. Время от времени его охватывали странные судороги. И неожиданно средний палец на правой руке дяди легким игривым рывком оттянули назад, что ужасно его напугало.

Тем временем буря продолжала петь, выть и хрипло хохотать среди ветвей старых деревьев и дымовых труб. Дядя Уотсон молился и размышлял, как обычно делал, когда лежал без сна, но чувствовал, как взволнованно бьется сердце. Иногда ему мерещилось, что он окружен злыми духами, а иногда – что у него начинается лихорадка.

Однако он решительно держал глаза закрытыми и, подобно товарищам святого Павла, потерпевшим кораблекрушение, ждал наступления дня. Наконец его чувствами, похоже, овладела легкая дремота, потому что он проснулся – быстро и полностью, как и раньше. Внезапно открыл глаза, словно не спал ни минуты.

Огонь в камине все еще пылал красным светом – в его свете не было ничего странного. Массивный серебряный подсвечник, увенчанный высоким колпачком, как и прежде, стоял в центре стола из красного дерева. Однако, случайно взглянув на верхушку колпачка, дядя заметил нечто, заставившее его сильно засомневаться в своем рассудке.

Он увидел, как крошечная рука подняла колпачок, и из-под него выглянуло маленькое человеческое лицо – не больше ногтя большого пальца – с четкими пропорциональными чертами. На этом лилипутском лице застыла такая жуткая неподвижность, что мой дядя пришел в неописуемый ужас. Далее показалась пара крошечных ножек в коротких шелковых чулках и туфлях с пряжками, затем остальная часть фигуры… Ручки взялись за коленки, маленькие ножки начали вытягиваться и дотянулись до основания подсвечника. Ступни встали на столешницу и потянулись дальше, вниз, по ножке стола в виде ног сатира, пока не достигли пола. При этом они эластично расширялись и странно увеличивались во всех пропорциях. На полу ноги в обуви с пряжками уже приобрели обычный размер, как у хорошо сложенного взрослого мужчины. А кверху фигура сужалась, оставаясь в своих первоначальных сказочно маленьких размерах – как объект, отраженный в причудливо изогнутом зеркале.

Встав на пол, это существо увеличилось полностью – изумленный дядя не мог сказать, каким образом – до надлежащих пропорций. Существо стояло почти в профиль у кровати, превратившись в красивого и элегантного молодого человека в старинной военной форме, с маленькой кружевной треуголкой и плюмажем на голове. При этом вид у него был как у осужденного, которого собираются повесить – он пребывал в невыразимом отчаянии.

Мужчина с удрученным видом подошел к камину и на несколько секунд повернулся спиной к кровати и лицом к каминной полке. Дядя увидел, как в свете огня блеснула рукоять рапиры незнакомца. Затем, пройдя через комнату, человек приблизился к туалетному столику, видневшемуся через разделенные занавески в конце комнаты у изножья кровати. Огонь в камине пылал так ярко, что мой дядя видел странного мужчину довольно отчетливо, как если бы в комнате горел десяток свечей.

Глава VII Ужас достигает кульминации

Под старинным зеркалом имелся выдвижной ящик. Дядя тщательно обыскал его днем в поисках бумаг. Но молчаливая фигура выдвинула ящик полностью, нажала на пружину сбоку, открыв в нем тайник, и вытащила оттуда пачку бумаг, перевязанных розовой лентой.

Все это время Уотсон смотрел на призрака в ужасе, не моргая и не дыша. До этого момента тот ничем не показывал, что знает о присутствии в комнате живого человека. Теперь же незнакомец впервые обратил мертвенно-бледный взгляд прямо на моего дядю с многозначительной, полной ненависти улыбкой, поднимая маленький сверток с бумагами тонкими пальцами. Затем он хитро подмигнул Уотсону и, казалось, надул одну из щек в пародийной гримасе, которая при других обстоятельствах была бы смешной. Дядя не знал, преднамеренная это гримаса или одно из тех ужасных искажений, которые постоянно нарушали пропорции фигуры, видимой будто через кривое стекло.