Фигура приближалась к кровати, становясь все более измученной и злобной. В тот момент ужас моего дяди почти достиг апогея. Он уже думал, что призрак сейчас уничтожит его. Но этого не случилось. Фигура вдруг бросилась в большое мягкое кожаное кресло с высокой спинкой, стоявшее по другую сторону камина, и поставила пятки на каминную решетку. За это время призрачный человек странно изменился, словно для него прошло не меньше двадцати лет. Ступни и колени, теперь все в бинтах, раздулись и опухли. Верхняя часть туловища тоже пополнела и оплыла. Когда-то красивое лицо сделалось мертвенно-бледным и злобным, покрылось глубокими старческими морщинами, бесцветные стеклянные глаза слезились. Прекрасная военная форма тоже исчезла, сменившись свободной серой шерстяной одеждой. Тут же на ней появились пятна грязи и дыры, сквозь которые проступала гниющая плоть, где ползали черви, то забираясь внутрь, то снова вылезая наружу. Но изменения все не заканчивались. Фигура начала бледнеть.
Мой дядя так любил свою трубку, что часто использовал ее для сравнения. И он говорил потом, что призрак выцвел до оттенка табачного пепла, а скопления червей превратились в маленькие извивающиеся искры вроде тех, что видны на краях сгоревшего листа бумаги. И вот сильным потоком воздуха от дребезжавшего под ветром окна к печной трубе ноги привидения как будто втянулись в камин. Вся его фигура, легкая, как пепел, унеслась вслед за ними и исчезла, взметнувшись вверх по старому широкому дымоходу.
Дяде показалось, что огонь внезапно потемнел, а воздух стал ледяным. Ужасный рев еще сильнее разбушевавшейся бури сотряс старый дом сверху донизу, звуча, как вопли кровожадной толпы, получившей новую долгожданную жертву.
Добрый дядюшка Уотсон частенько говорил: «Я был во многих страшных и опасных ситуациях в течение жизни, но никогда не молился с таким усердием ни до, ни после той ночи. Потому что сразу понял и до сих пор уверен в том, что видел призрак злобного капитана Уолшоу».
Заключение
Теперь следует отметить две любопытные подробности в рассказе моего дяди, который, как я уже упоминал, был абсолютно правдивым человеком.
Во-первых, восковая свеча, которую он взял из шкафа в гостиной и зажег у кровати в ту ужасную ночь. Согласно показаниям старого глухого слуги, проработавшего пятьдесят лет в Уолинге, она, несомненно, была той самой «священной свечой», которую вставили в руки умершей много лет назад хозяйки. На эту свечу старая ирландская карга, тоже давно скончавшаяся, произнесла странное заклятие против капитана, о котором я рассказывал.
Во-вторых, за ящиком под зеркалом действительно обнаружился второй потайной ящик, где были спрятаны копии тех бумаг, в краже которых дядя сначала подозревал адвоката. А позже открылись некоторые обстоятельства, которые убедили дядю в том, что старик собирался их сжечь и лишь немного не успел.
Весьма примечательна в этой истории еще одна деталь. Насколько мог понять мой дядя, никогда в жизни не видевший капитана Уолшоу, призрак имел хоть и гротескное, но несомненное сходство с этим негодяем в разные периоды его долгой жизни.
Уолинг был продан в 1837 году. Старый дом вскоре после этого снесли, а новый построили ближе к реке. Я часто задаюсь вопросом, ходили ли там слухи о привидениях, и если да, какие именно. Ведь старый дом был просторным и прочным, к тому же довольно красивым, и снос его, конечно, казался нецелесообразным.
Сделка сэра Доминика. Легенда о Дюноране
Ранней осенью 1838 года дела призвали меня на юг Ирландии. Погода стояла восхитительная, здешние пейзажи и люди были для меня в новинку. Отправив багаж почтовой каретой под присмотром слуги, я нанял хорошую лошадь на почтовой станции. Чувствуя себя настоящим первооткрывателем, преисполненный любопытства, я отправился в неторопливое путешествие в двадцать миль верхом по пустынной дороге. Живописная тропа вела меня мимо болот и холмов, мимо равнин, извилистых ручьев и разрушенных старинных замков.
Выехал я поздно и, проделав чуть больше половины пути, начал подумывать о том, чтобы сделать короткую остановку. Лошади требовалось отдохнуть и подкрепиться, так же как и ее всаднику.
Было около четырех часов вечера. Дорога, постепенно поднимаясь по крутому склону, превратилась в проход через скалистое ущелье между обрывистой горной грядой слева и каменистым холмом справа. В долине внизу расположилась маленькая деревушка. Крытые соломой домики прятались в тени гигантских буков. Сквозь их ветви из маленьких труб вился тонкий дымок горящего в печах торфа. Слева от меня на многие мили простирался, поднимаясь к горной гряде, заброшенный парк. Среди травы и папоротников вздымались изъеденные временем каменистые утесы, покрытые пятнами лишайника. Редкие деревья давали скудную тень этому парку. Вдали, за деревней, к которой я приближался, начинался лес, золотившийся яркой осенней листвой.