Призрак Оперы. Тайна желтой комнаты. Дама в черном

Он был в ярко-красной одежде и в огромной шляпе с перьями, надетой на голый череп — имитацию, ничем не отличающуюся от оригинала. Восхищенные зеваки осыпали его комплиментами и спрашивали, в какой мастерской — не иначе как посещаемой Плутоном — ему изготовили и раскрасили такую прекрасную голову. Позировала, должно быть, сама «Безносая».

Человек с головой мертвеца, в шляпе с перьями и в пурпурной мантии волочил за собой длинный шлейф из красного бархата, ярко пламеневший на паркете, а на спине у него золотыми буквами были вышиты слова, которые весело и громко повторяли окружающие: «НЕ ПРИКАСАТЬСЯ — КРАСНАЯ СМЕРТЬ!»

Кто-то хотел до него дотронуться, но тут же из пурпурного рукава высунулась костлявая рука, схватила смельчака за запястье, и тот, почувствовав холодное пожатие смерти, от которого, казалось, никогда не освободиться, испустил крик боли и ужаса. Через мгновение Красная смерть отпустила его, и он, дико вскрикнув, исчез в веселящейся толпе. В этот миг жуткий персонаж повернулся в его сторону, и Рауль едва не вскрикнул: «Мертвая голова из Перроса!» Он узнал ее! Он ХОТЕЛ броситься к человеку в красном, позабыв про Кристину, но неожиданно подоспевшая фигура в черном домино, которая, казалось, тоже была в страшном волнении, схватила его за руку и поспешно увлекла прочь из вестибюля, подальше от этой сатанинской толпы, где гуляла Красная смерть…

Черное домино поминутно оборачивалось и, как ему показалось, дважды заметило нечто, сильно его испугавшее, потому что оно ускорило шаг, продолжая тащить за собой Рауля, как будто за ними гнались.

Таким образом они поднялись на два этажа. Лестницы и коридоры были почти пустынны. Черное домино толкнуло одну из дверей, они вошли, и Кристина — теперь он узнал ее по голосу — тотчас заперла ее за собой и шепотом велела Раулю отойти в дальний угол и не показываться. Рауль снял маску. Кристина свое лицо не открывала. Он хотел попросить ее сделать это, но вдруг с удивлением увидел, что она прижалась к стене, будто прислушиваясь к чему-то… Потом она приоткрыла дверь и, осторожно выглянув в коридор, произнесла еле слышным голосом:

— Должно быть, он поднялся в ложу для слепых…

И вдруг вскрикнула:

— Он спускается!

Она хотела закрыть дверь, но Рауль помешал ей, увидев, как на самую верхнюю ступеньку лестницы, ведущей наверх, опустилась сначала одна красная нога, потом другая… Медленно, как будто даже торжественно, сходила по ступеням фигура в пурпурной одежде с головой мертвеца, и Рауль снова узнал ту самую голову из Перрос-Гирека.

— Это он! — закричал виконт. — На этот раз он не уйдет!

Но Кристина успела захлопнуть дверь, прежде чем Рауль выскочил в коридор, и спросила сдавленным шепотом:

— О ком вы говорите?

Рауль довольно грубо попытался оттолкнуть девушку от двери, однако встретил неожиданно сильное сопротивление. Он все понял или ему показалось, что понял, и его охватила ярость.

— О ком?! Да о том самом, кто прячется под этой отвратительной маской мертвеца!.. Злой гений с кладбища в Перросе! Красная смерть! Так вот кто ваш друг, мадам… Ваш ангел музыки! Я сорву с него маску, мы посмотрим друг на друга, лицо в лицо, и я узнаю, кого вы любите и кто любит вас…

Он разразился безумным смехом, а из-под маски Кристины послышался слабый стон.

Она жестом отчаяния протянула к нему руки — хрупкий барьер из белой плоти, загораживающий выход.

— Во имя нашей любви, не выходите, Рауль.

Он остановился, будто парализованный. Что она говорит? Во имя их любви? Никогда, ни разу она не говорила, что любит его. Хотя удобных случаев было предостаточно. Он не раз стоял перед ней, несчастный, со слезами на глазах, вымаливая хоть слово надежды, которого так и не дождался… Она видела его больным и измученным, почти мертвым от ужаса и холода после той ночи на кладбище в Перросе. Разве пришла она ему на помощь в тот момент, когда он больше всего нуждался в этом? Нет! Она сбежала! И вот теперь говорит, что любит его. «Во имя нашей любви». Ничего подобного! Просто-напросто ей надо на несколько секунд задержать его, чтобы дать время ускользнуть Красной смерти. Какая любовь? Все это ложь!

И не в силах сдержать ребяческий гнев, он бросил ей в лицо:

— Вы лжете, мадам! Вы меня не любите и никогда не любили! Надо быть таким круглым идиотом, как я, чтобы дать обвести себя вокруг пальца! Зачем же в тот день в Перросе своим поведением, своим сияющим взглядом, своим молчанием вы заронили во мне надежду? И, кстати, благородную надежду, мадам, потому что я считаю себя благородным человеком, а вас всегда считал честной девушкой и не думал, что вы хотите только насмеяться надо мной. Увы! Вы посмеялись над всеми! Вы самым бессовестным образом злоупотребили добротой вашей покровительницы, которая до сих пор продолжает верить в вашу искренность, хотя вы проводите долгие часы наедине с Красной смертью. Я презираю вас!

И он заплакал. Она молчала, безропотно выслушивая упреки и думая только о том, как удержать его.

— Когда-нибудь вы будете просить у меня прощения, Рауль, за свои злые слова, и я прощу вас!

Он покачал головой: